Но самым интересным оказалась читка пьесы. Вечерами все набивались в каморку Федора Ильича, устраивались кто где с экземплярами пьесы в руках, режиссер зажигал свечи - это был неизменный ритуал, - и они начинали.

Пьеса с её недоговоренностью, тайной, атмосферой гнетущей опасности вовлекала в свой загадочный круг. Казалось, её герои стоят на краю пропасти и с ужасом ждут, что их кто-то столкнет туда! У всех читавших даже голоса изменялись - становились испуганными, приглушенными, глаза округлялись, точно воочию видели опасность, которая им угрожала.

Полутьма, мерцанье свечей, блеск глаз... И приглушенный голос режиссера, говорившего медленно, будто во сне:

– Первое действие. Входит Игрэна, держа за руку Тентажиля. Слушайте, что она говорит... "Вот мы, кажется, и одни, хотя здесь нужно быть всегда настороже. Тут подкарауливают приближение самого малого счастья. Однажды я сказала себе - сам Бог с трудом бы меня подслушал - я сказала себе однажды, что становлюсь счастливой... Этого было достаточно: вскоре после того умер наш старый отец, а оба брата исчезли, и никто на свете не мог бы сказать, где они. И вот я осталась одна со своей бедной сестрой и с тобой, маленький мой Тентажиль; будущему я не доверяю..." Она растеряна, она боится, Игрэна. И дальше: "Я много лет жила на этом острове, как слепая; все казалось мне обыкновенным... Здесь царила такая тишина, что спелый плод, упавший в парке, привлекал лица к окнам... И казалось, ни у кого не было никаких опасений... но однажды ночью мне стало ясно, что тут таится нечто иное... Я хотела убежать, но не могла..." Иное... но что? Она не знает. Никто не знает. Но это иное пугает, в нем угроза. Оно может разрушить не только счастье - оно губит жизнь! Как вы думаете, этот мрак, этот ужас - она, королева?

Никто не ответил. Все сидели молча, задумавшись.

– Это она...
– шепнула Мура.

– А по-моему нет, не она...
– еле слышно прошелестела Таша.
– Это что-то еще. Это то, что сильнее её. Она - только орудие зла.

– Ты хочешь сказать, героям грозит само зло? Оно скрывается в пьесе? уточнил режиссер.

– Может быть... да, наверное.

– Да, - подхватил Егор, - служанки исполняют веления королевы, но она сама, похоже, служит кому-то еще. Потому что иначе все было бы проще: сидит злодейка в своей мрачной башне и хочет угрохать всех, кто может занять её место... ну, соперников, что ли. Потому что она опасается за свою безграничную власть. Но тут что-то другое. Тогда пьеса была бы проще, яснее: борьба за престол и все такое...

– Молодец, ты очень точно уловил жанровую особенность пьесы: если бы тут была простая борьба за власть, не было бы всей этой таинственности, недоговоренности. Бах-бах, тюк-тюк ножичком или пулькой - и все дела! Это был бы банальный боевик, тупое мочилово... но не Морис Метерлинк. Не случайно королеву никто не видит. Зло невидимо. Да, королева в пьесе воплощение зла, но не само зло. Она служит ему, как ей служат служанки, тут Егор попал в самую точку. Вот как Игрэна говорит о ней: "Она не показывается... Она живет в своей башне совсем одна; а те, кто прислуживают ей, не выходят днем... Она очень стара; она мать нашей матери и хочет царствовать нераздельно... Она необъяснимо могущественна; и мы, живя здесь, чувствуем беспощадную тяжесть на душе... Тебе не следует пугаться и видеть дурные сны, мы будем бодрствовать над тобой, мой маленький Тентажиль, и ничего дурного с тобой не случится; но не удаляйся ни от меня, ни от сестры Белланжеры, ни от нашего старого правителя Агловаля..." Мы будем бодрствовать, говорят они... и засыпают. Дверь закрыта и днем и ночью дверь, за которой таится зло.

Он помолчал и добавил очень спокойно и строго:

– Эта дверь будет у нас на сцене, но никто из вас не окажется по ту сторону.

– Никто?
– не выдержала Мура.
– А как же Тентажиль, ведь он в конце говорит с Игрэной, находясь ЗА дверью...

– Я говорю о сути, - недовольно перебил её Федор Ильич.
– А суть в том, что каждый из нас не переступит порог. Порог зла! Что от него ограждает, как ты думаешь, Таша?

– Они говорят... нужно держаться вместе, - неуверенно ответила та. Игрэна говорит: надо восстать. Она не хочет больше жить в тени королевской башни.

– А Агловаль говорит ей, что прежние - те, кто там жили, уже все испробовали. Но в последнюю минуту они теряли силу, - сказал Боб.
– Он говорит, все напрасно. Нужно только обнять Тентжиля, обвить его руками и другой защиты нет...

– И ещё там есть один интересный моментик, - стараясь выглядеть поразвязней, но за этим скрывая смущение, начал Степ.
– Эти хорошие - они трясутся, охраняют Тентажиля, боятся дверей... И потом, когда Тентажиля уже утащили служанки и он оказывается за страшной дверью, Игрэна не может её открыть. А у служанок есть ключ! У них ключи от всех дверей! Значит получается, что злу все можно, для него нет ничего невозможного, а эти, которые обвивают друг друга руками, ничего не могут. У них нет ключей!

– У них нет ключей...
– очень тихо и медленно повторил Федор Ильич. Да, в этом все дело. Ну что ж, для начала неплохо! Вы начали потихоньку копать и скоро мы проникнем в самую суть. Мы определим сверхзадачу: о чем будет наш спектакль. Но не останавливайтесь, читайте пьесу снова и снова, всякий раз она повернется к вам какой-то новой своей стороной... Хорошо, на сегодня достаточно. Спасибо, все свободны!

Так всякий раз заканчивалась репетиция - этими его словами: "Все свободны". Свободны... какое там! Они стали пленниками. Днем и ночью думали лишь об одном: о странной пьесе, о том, что в ней происходит, о свой роли в ней и о том, как чудесно стать совсем другим существом, научиться думать, дышать, жить по-новому... выйти на сцену! Об этом им много рассказывал Федор Ильич - человек, без которого они теперь не могли представить себе ни дня.

Может быть, это было их лучшее время. Золотые деньки! Дни цвели, полные надежд, и ничто их не омрачало, ничто не тревожило. Жизнь смеялась, ластилась, и вела за собой. И детство легкой тенью маячило позади, а юность несмятой травой ложилась им под ноги...

Егор уже не так мрачно глядел на жизнь, со Степа слетела маска презрительного превосходства, Боб словно перемолол в себе свою ненависть, девчонки порхали пушинками, а Коста позабыл о том, что похож на разбухший стручок... Они точно выпали из настоящего! Само время держало их за руку и нашептывало: все впереди! Все возможно. Все сбудется...