– И когда она проснется? Ахти развел руками.

– Кто ж знает? Может, сегодня, может, завтра. Она, когда на ладонях гадает, всегда по-разному спит. Но не дольше девяти дней.

– Девяти дней?! Это я должен еще девять дней торчать на Лосином острове?

– Да тихо ты! – шепотом прикрикнул на него Ахти. Тут со ступеней донесся тихий вздох, и Кюллики подняла голову.

– Вот, разбудили, – с упреком сказал Ахти. – Небось теперь вся ворожба насмарку.

Кюллики встала, сладко потянулась, как после долгого сна, и будничным голосом сказала:

– Ахти, ягодка моя, что ты гостя держишь на крыльце? Проходите в дом, пироги небось давно поспели…

О предсказании она и словом не обмолвилась, как будто его и не было. Ильмо с удивлением покосился на приятеля. Когда Кюллики скрылась в сенях, Ахти шепнул ему на ухо:

– Ты не удивляйся. Она когда вот так ворожит, потом ничего не помнит.

После сытного ужина, когда зашло солнце, и Лосиный остров начал отходить ко сну, Ильмо осмелился напомнить Кюллики о прошедшем гадании. Он пересказал ей посланное богами страшное видение – всё, что запомнил, – и попросил его истолковать. Женщина, как будто ожидавшая этого вопроса, села на лавку и пригласила гостя сесть рядом. Откуда-то из сумрака выскочила девочка-служанка, воткнула лучину в светец. На этот раз Ахти при разговоре не присутствовал. Ильмо смотрел на мать своего друга и удивлялся ее цветущему виду и ясному взору, как будто не она только что творила сложные и опасные чары. Он ведь по собственному опыту знал, как это изнурительно. В блестящих глазах Кюллики плясало пламя лучины.

– Итак, видение, – проговорила она. – Ты должен понимать, что это не будущее. В мире богов ни прошлого, ни будущего нет. Время богов – Сон Унтамо, человеческие годы для них значения не имеют. Слово, что пришло через меня в этот мир, не описание того, что будет, и не объяснение прошлого. Скорее, предупреждение.

– Но мне угрожает опасность?

– Вот это – бесспорно. Встретив тебя на пороге, я сразу поняла, что ты ходишь под сенью огромной беды. И добро бы – ты один. Но ты навлекаешь несчастье на всех, с кем связан…

Ильмо сцепил пальцы в замок.

– Тун снова на меня нападет?

– Может, да, а может, нет – если решит, что ты погиб в озере. Но грозящая тебе опасность связана не с туном.

– Как? Кюллики устало вздохнула.

– Пойми, Ильмо, ты не средоточие вселенной. В мире происходит что-то нехорошее. Одно тянет за собой второе, второе – третье, и вот леса и озера полнятся демонами, а туны пересекают Борозду и начинают охотиться на людей. Нечто вызывает перемены в мироздании, и все они к худшему. Не знаю, зачем тебе это говорю, – всё равно не поймешь… С другой стороны, они и тебя коснулись. Пока самым краем…

– Ничего себе «краем», – проворчал Ильмо. – Но если беда мне грозит не от туна, то от кого?

– Не знаю, Ильмо. В видении, насколько я понимаю, речь идет о родовой вражде и мести. Тебе виднее.

– У нашего рода нет врагов!

– Ой ли? Ты даже про первопредка своего ничего не знаешь, а как насчет отцов и дедов? Нет ничего проще, чем приобрести врага. Например, мой сын Ахти едва не вызвал войну рода Каукомьели с сильным и многочисленным родом Саво. Он похитил там девушку, дочь вождя…

– Эка невидаль, – пробормотал Ильмо.

– …но вскоре вернул ее обратно, – спокойно закончила Кюллики. – Ее родители очень обиделись.

В памяти Ильмо что-то шевельнулось.

– Это ведь ты приказала ему вернуть невесту?

– Я, – кивнула Кюллики. – и Ахти знает, почему. Впрочем, скажу и тебе. Ему предсказана смерть от жены. Так что, пока я жива, он не женится.

Голос Кюллики вдруг изменился.

– Ах, как он похож на отца, – глухо проговорила она, и в ее голосе зазвучало затаенное горе. – Мой Лемпи, ягодка лесная, тоже был красавец-удалец. Как из лука стрелял, как песни пел! А сколько девушек по нему сохли! Его родичи очень не хотели, чтобы он на мне женился, – меня ведь уже в девичестве считали ведьмой, женихи от меня бегали. Но мне до их хотения дела не было. Тем более, я знала, что моему милому не суждена долгая жизнь. Я решила – пусть недолго, да мой. Вот и приворожила его…

Несколько мгновений они сидели молча, только потрескивала в тишине лучина, да шипели падающие в воду угольки. Потом Кюликки тихо сказала:

– Уезжай, Ильмо. И не втягивай моего единственного сына в свои беды.

– Да я и не втягиваю, – сдавленным голосом ответил Ильмо. – Скажешь – уеду, хоть сейчас.

Кюллики слабо улыбнулась.

– Сейчас не надо. А завтра на заре отправишься с рыбаками в обратный путь, пока похъёльцы тебя здесь не обнаружили. Если Ахти пожелает тебя проводить, я возражать не стану – на воде ему бояться нечего. Я, конечно, тебя не гоню, но предупреждаю честно – безопасного приюта тебе здесь не будет.

«Яснее ясного, – подумал Ильмо. – То же самое, что и в Калева. О том, чтобы зимовать тут с Айникки, можно забыть».

– Спасибо и на том, добрая хозяйка, – буркнул он.

– На здоровье, Ильмаринен, – серьезно ответила Кюллики. – Плыви прямо к Вяйно, никуда не сворачивая, и больше никуда от него не уходи.

В обратный путь к реке Яннего и землям рода Калева Ильмо отправился уже на следующее утро. Ахти опечалился и долго уговаривал его погостить еще, но Ильмо проявил твердость – гостеприимством Кюллики он был сыт по горло.