– Блин!
– дядя Федор встал, пошарил по карманам, вытащил замызганную бумажку.
– Отдай ему эту маляву. Секешь?

– С… секу. Это документ?

– Деловое предложение. Здрава будь, боярыня.
– И дядя Федор, открыв ногой дверь, вышел из кабинета.

Дядя Федор благополучно вернулся, скинул папину куртку, с явным сожалением снял с шеи «златую» цепь - уж очень она ему понравилась.

Мы с Алешкой переглянулись.

– Дядя Федор, - проникновенно сказал Алешка.
– Вы нам очень помогли.

– Как нам вас благодарить?
– проникновенно добавил я.
– Денег у нас нет.

– А я их не люблю, - признался дядя Федор.
– И они меня тоже. Я вот… такие вот цепочки обожаю. Ради красоты.

– Дарю!
– сказал Алешка.

Выбросить-то ее жалко.

– Да что ты!
– обрадовался дядя Федор.
– Да за такой подарок!… Дим, пиши еще письма! Куда надо снесу! Хоть цельный год носить буду!

И дядя Федор ушел счастливый.

А вечером мама стала рыться в своих шкатулках, приговаривая:

– И куда она делась? Как не надо, так все время под рукой. И главное, здоровенная такая, а затерялась, как маленькая. Отец, ты не брал?

– Что?
– отозвался папа из-за газеты.

– Да цепь эту. Что Наташка подарила.

– Попробуй только надеть ее, - пригрозил папа, - я с тобой сразу разведусь. Только ты меня и видела.

– Да я не себе. У нашей вредной Марьи день рождения.
– Вредная Марья - это мамина начальница.
– Я хочу ей эту цепь подарить.

Папа вздохнул:

– А я и не догадывался, какая ты жестокая.

– Я и сама не догадывалась, - проворчала мама.
– И куда она делась? Алексей! Ты цепочку не брал?

– Какую, мам?
– невинно захлопал глазами Алешка.

– Большую. Вот такую.

Алешка вздохнул, потупился.

– Алексей!
– напомнила мама.
– Раскалывайся!

– Я, мама, ее дяде Федору отдал. У него буксирный трос порвался.

Папа рассмеялся, а мама неожиданно сказала:

– Ну и правильно сделал! Зачем нашей Марье буксирная цепь?

Все, что происходило в Ясеневе на следующий день, мы с Алешкой наблюдали со стороны. Расположившись на «расстоянии зрительной связи» от вагончика с попугаями. Стараясь не попадать в поле зрения Вертинара и охранников. Которых стало заметно больше. И которые стали заметно озабоченнее.

Когда Вертинар, боязливо оглядываясь, пошел с тазиком кормить птиц, Ростик покинул нас и смешался с посетителями зоопарка. Так смешался, что мы сразу же потеряли его из вида.

Но зато мы видели, как Вертинар поставил на пол тазик с кормом и вдруг заорал, вылетел из-за сетки и бросился бежать. И все тоже разбежались. И охрана, и зрители. И даже птицы стали разлетаться. Хлопая крыльями. Усиливая панику.

Только один человек не разбежался. Маленький такой, немного пухлый. Он спокойно шел от клеток с большой сумкой. В которой что-то тикало.

Мы пошли за ним следом. Вышли из парка, направились к метро. А навстречу нам летели милицейская и пожарная машины.

Я не выдержал. И позвонил по таксофону в «Зверинец». Алешка при этом шипел мне в спину, как дикая змея.

– Это была злая шутка, - сказал я, когда кто-то в «Зверинце» снял трубку.
– Маленькая месть за большие подлости.

И мы поехали домой.

Но сначала зашли к Ростику. Он вытащил Прошкина из сумки и посадил на спинку кресла. Это была очень трогательная сцена.

Прошкин начал прихорашиваться, поправлять перышки, а потом поднял свой красивый хохолок и ласково сказал:

– Р-ростик! Ур-ра! Р-ростик др-рянь! Где Р-ростик шлялся!

А потом вдруг взял и «затикал».

Глава V. “ОДНАКО, ПЛОХОЙ ЛЮДИ”

Когда в «Зверинце» все успокоилось и он начал нормально работать, мы поехали на встречу с нашим агентом дядей Ваней.

Возле его чума, как всегда, толпился народ. Умка лежал на спине и, держа бутылку со смесью передними лапами, азартно чавкал и пускал пузыри, совсем как человеческий ребенок. Дядя Ваня, шибко умный, курил трубку и пил чай из «люменевой», как он ее называл, кружки.

Он нам обрадовался, как своим сородичам, встал навстречу, отставив кружку.

– Шибко хороший люди пришли!
– Лицо его стало совсем круглым, а глазки совсем исчезли в морщинах.
– Чай, однако, пить будем. С баранком.
– И к зависти посетителей, дядя Ваня пригласил нас в свой чум.