– Полно.

– Тащи. Он и гвозди принимает.
– Жорик имел в виду писателя. И при этом как-то коварно усмехнулся.

А Лешка всю эту болтовню завел только для того, чтобы в удобный момент отщипнуть комочек пасты.

Рисковал, конечно.

И чтобы отвлечь внимание Жорика, Алешка снял со стены какую-то странную штуку:

– А это что?

– Праща, - коротко ответил Жорик.
– Рогатка такая, боевая.

– Ничего себе, - удивился Алешка.
– И на рогатку-то не похожа.

Действительно, какая это рогатка? Хотя некоторое сходство есть: кусочек кожицы величиной с Алешкину ладонь, а к нему с двух противоположных концов примотаны два кусочка веревки. На конце одного кусочка - петля.

– А вот сейчас увидишь, - пообещал Жорик.
– Пошли на двор. Кастрюльку захвати.

Алешка пожал плечами, но кастрюлю взял. Она была старая и мятая, в ней Жорик разводил всякие жидкости и отмачивал в них сильно заржавевшие железяки.

Во дворе Жорик велел Алешке поставить кастрюлю на пустую собачью конуру в дальнем конце усадьбы.

Потом он заложил в кожицу большую гайку, один конец бечевки надел петлей на руку, а другой сильно зажал в пальцах. И стал этой штукой - пращой - быстро крутить над головой, аж ветер поднялся.

– Огонь!
– скомандовал он сам себе и выпустил конец бечевки.

В воздухе коротко и грозно прогудело, и гайка с такой силой ударила кастрюлю в бок, что та слетела с будки и покатилась, дребезжа, до самого забора.

Алешка в восторге помчался за ней, догнал и поднял: в боку кастрюли зияла почти насквозь пробитая дыра.

– Класс! Я попробую, ладно?

– Дом разнесешь с непривычки, - опасливо сказал Жорик.

– А я картошкой! Как из пушки! Не разнесу!

Лешка снова поставил кастрюлю на будку, зарядил пращу картофелиной и изо всех сил раскрутил над головой. Жорик на всякий случай присел.

– Огонь!
– скомандовал мой брат.

Картофелина сорвалась и, жужжа, помчалась в цель. И попала! Не в кастрюлю, правда. А в чердачное окно. Зазвенели стекла.

На балкон вышел встревоженный и недовольный писатель, с листом бумаги в руке.

– Ну вот, не дали дописать до точки прекрасную фразу. Сбили с мысли.
– И он, отставив руку с листком, торжественно прочитал: «Утром солнце всходило на востоке, а вечером…» - И растерянно руку опустил.

– «…садилось на западе», - подсказал Алешка.

– Гениально!
– выдохнул Марусин.
– А зачем вы стекла бьете?

– Пращу испытывали, - объяснил Жорик.

– Хм!
– Марусин оглядел их с высоты своего балкона и, загадочно произнеся: «Давид и Голиаф», - скрылся в своем кабинете. Чтобы дописать, пока не забыл, гениальную фразу до точки.

– Дядь Жор, - поинтересовался Алешка.
– А ведь ваша праща не древнее оружие!

– Очень даже древнее!

– А в древности-то гаек не было!
– «уличил» его Алешка.

Жорик усмехнулся:

– В древности для пращи делали специальные ядра. Лепили шарики из глины и обжигали их на огне. А потом складывали в сумку. Такое ядро даже шлем могло разнести.

– Здорово, - задумался Алешка. Вернее - задумал. И, как выяснилось позже, очень кстати задумал…

А дома, на картонке, против имени Жорика приписал несколько слов: «Праща - это вроде рогатки».

– Ну и что?
– спросил я.

– Потом, Дим, потом…

Перед приездом родителей мы еще разок поухаживали за арбузами, еще разок прибрались в доме, и Алешка занялся каким-то делом. Вырезал из старого папиного ботинка язычок, отрезал кусок веревки.

– Это, Дим, будет праща. Имени Давида и Голиафа. Из нее гайками стреляют. Прямо в лоб. Или в окно. Или в кастрюлю.

– Кастрюлю не дам, - предупредил я.
– Их у нас две всего. А окно вообще одно.

– А лоб?
– засмеялся Алешка.
– Вот уж не советую. И я, Дим, вовсе не наше окно имел в виду.

– А чье?
– мне стало интересно.

– Потом, Дим, потом…

Наладив свое древнее оружие, он набрал картошки среднего размера и пошел тренироваться. А я уселся тоже с картошкой - чистить к ужину. И сначала все было спокойно. Только слышался порой какой-то свист, похожий на шипение, и время от времени Алешкино чертыханье.

А потом началось! Входная дверь стала содрогаться от гулких ударов, сопровождаемых восторженным Алешкиным визгом.

Когда наступило временное затишье, я выглянул за дверь. И тут же над моей головой просвистел картофельный снаряд и с мягким треском, точнее - со шлепком, врезался в стену над тахтой. Я в ужасе присел. Хорошо, что это была картофелина, а не папино чугунное пушечное ядро с письменного стола.