– Все, кроме тебя, - сказала мама и стала наливать нам чай.

Алешка неожиданно согласился с ней, кивнул и уточнил:

– Я, конечно, еще не очень, но у меня все впереди.

– Так, - папа придвинул к себе чашку, - выкладывай свою «такую историю».

– Одному человеку подарили бесплатно очень дорогую лошадь…

– Какая прелесть, - сказала мама.

– Главное, - подчеркнул папа, - что бесплатно подарили. А то бывает еще, что за деньги дарят. Дальше что?

– А он, этот один человек, вместо того чтобы разводить эту прекрасную породу лошадей для своей родины, продал эту лошадь одному немцу. За целый миллион…

– В свой карман, да?
– уточнил папа.

– Конечно! Не в мой же. А вот другой человек, честный очень, взял да и украл у него эту лошадь…

– Ну, если честный человек взял да украл, значит, он жулик. Вор.

– Да он же не для себя ее украл!
– взвизгнул Алешка так, что мама опять потрогала его лоб. И даже сделала вид, будто об него обожглась. Алешка - ноль внимания: - Он ее украл, чтобы она не досталась немцам. Представляешь, пап, у этого Топаза будут жеребята, а они уже станут иностранцами. А иностранцы на них будут побеждать нас на мировых скачках! Что, здорово скажешь?

– Не скажу, - проговорил папа.
– Но так или иначе, этот Тимофеев совершил преступление. Кражу. Причем особо ценного имущества.

Алешка сердито расхохотался.

– Пап, а если бы я во время войны угнал у наших врагов особо ценное имущество в виде танка или ядерной ракеты? То что? Я тоже стал бы вором?

– Ты бы стал героем, успокойся, - сказала мама.
– Сделать тебе еще чаю?

От «еще чаю» Алешка никогда не откажется. Хоть пять раз. Но тут он даже не услышал маму.

– Знаешь, Алексей, - серьезно сказал папа, - такие вопросы решаются через суд.

– Знаю!
– вспыхнул Алешка.
– Самый гуманный в мире.

Мама фыркнула. А потом спохватилась и нахмурилась.

Папа тоже нахмурился. И сказал:

– У меня возникло подозрение, что ты знаешь, где скрывается находящийся в розыске по подозрению в краже гражданин Тимофеев. А также, где он скрывает похищенное им ценное имущество. Такое поведение называется укрывательством. И за это тоже наказывают. Ты понял меня?
– Алешка так мотнул головой, что его можно было понять двояко.
– Где он скрывается?

– Он скрывается, - легонько усмехнулся Алешка, - он скрывается под маской Волка.

– Ну, погоди!
– сердито сказал папа.
– Я с тобой еще поговорю.

Мама испуганно захлопала глазами. Но папа уже успокоился.

– Это не твое дело, Алексей, - миролюбиво закончил он разговор.
– Это дело следствия и суда. Если суд признает незаконное владение «одного человека» ценной лошадью, он может принять соответствующее решение.
– Тут папа о чем-то на секунду задумался и так задумчиво добавил: - А если следствие выяснит, что этот «один человек» и сам порядочный преступник, то суд может вынести постановление не только о заключении гр. Ерши… то есть этого «одного человека» под стражу, но и конфискации его незаконно нажитого имущества. В том числе и гордости российского коневодства по имени Топаз. Все понял?

И тут даже я все понял. Я даже больше понял: вольно или невольно папа подсказал Алешке, как надо действовать. Это я сразу же по Алешкиным глазам догадался.

– Я все-все понял, - затараторил он.
– Ты как всегда прав, папочка. Я больше не буду. Я буду готовиться к соревнованиям, чтобы завоевать главный приз.

Папа очень недоверчиво взглянул на Лешку, а маме сказал:

– Не спускай с него глаз.

Алешка хихикнул. А мама кивнула:

– Я буду с ним на елки ходить.

– За ручку, - буркнул Алешка.

На следующий день он обулся в рабочие сапожки и отправился на тренировку. Я решил пойти с ним, все-таки надо за ним приглядывать. Со слов папы я понял, что милиция уже начала заниматься темными делами Ершикова. Вот и хорошо. Каждый должен делать то, что ему положено. Милиция будет «раскручивать» преступников, Алешка скакать на Алмазе, а я писать дневник.

На тренировке Алешка что-то не очень усердствовал. Не похоже было, что он собирается взять первый приз. Он легонько проскакал два круга на Алмазе, поспорил с Полковником, а все остальное время провалялся на сене, о чем-то беседуя с тренером Галиной. Часть их разговора мне удалось ухватить. Я тоже развалился на пахучих тюках с сеном, делал вид, что обдумываю свои очередные записи для потомства, а сам навострил ушки. Но разговор этот не показался мне очень интересным. И только время спустя я понял, как он был важен для правильной оценки произошедших событий. И тех, что уже были не за горами, а вот-вот должны были произойти.

Галина, покусывая сухую травинку, рассказывала, а Лешка, распахнув глаза, слушал.

– …В Германии, до войны, разводили очень хорошую спортивную породу лошадей - тракененскую. А потом эта фирма зачахла. Руководил ею пожилой господин Пферд…

Алешка вскинул голову.

– Пферд? Я думал, это кличка.

– Нет, - улыбнулась Галина, - это настоящая «лошадиная» фамилия. Пферд по-немецки значит лошадь. А сейчас эта фирма снова набирает силу. Ее представители скупают везде хороших породистых лошадей. Особенно у нас, остатки выбирают. Наши коневоды, несмотря на все трудности, стараются сохранить наши лучшие породы. Но это очень трудно, нужны большие деньги, а денег у них нет. Поэтому они продают за границу несколько лошадей, а на эти деньги содержат оставшихся. Нашего Алмаза тоже могли бы продать. Мне и сейчас предлагали за него хорошие деньги, но мне жалко его отдавать… А его брата, Топаза, кажется, все-таки продали. И теперь он будет возрождать былую славу немецкого коневодства.