– Можем, - сказал я.

– Но не скажем, - сказал Алешка.

Референт оказался не дурак. Он тут же сделал приглашающий жест и засеменил впереди нас на второй этаж. Он очень спешил.

А мы - нет. Мы медленно поднимались по шикарной лестнице и разглядывали стоящих по ее бокам рыцарей. Доспехи такие. Очень красивые. Все в узорах. Только, похоже, клепали этих рыцарей из консервных банок.

После лестницы начался длинный коридор, а в самом его конце оказалась высокая дверь. Сбоку от нее висела черная с золотом табличка: «Генеральный директор М.М. Ершиков».

Референт распахнул дверь. За дверью - приемная. Там сидели две девицы. Одна красила глаза за компьютером, другая красила губы за факсом.

– К шефу!
– коротко сказал референт.
– Кофе, чай, минералка, - распорядился красавец и, подумав, добавил: - Конфеты.

И мы вошли к Ершикову. Честно сказать, он меня разочаровал. По такой фамилии я представлял его вроде маминого ершика, которым она моет посуду, - колючим, злым, упрямым. Ершиков на вид был совсем не такой. Мягкий какой-то. Скользкий. Длинные волосы, висячие усы. Вообще - похож на кусок мыла. Основательно побывавший в употреблении. Обмылок, словом.

Ершиков удивленно уставился на нас. Потом недовольно взглянул на референта:

– Что за шпана?

– По поводу Топаза, - почтительно шепнул референт.
– Информация.

Ершиков привстал, окинул нас заинтересованным взглядом и сел опять в кресло.

– Вы что-то знаете?
– спросил.

– Знаем, - сказал Алешка.

– Что именно?

– Таблицу умножения. Правда, не всю. Только до семью восемь - шестьдесят два.

Ершиков тоже был не дурак. Похоже, в прежнее время его здорово шпыняло начальство. Он тут же заулыбался и сказал:

– Садитесь, пожалуйста. Чай, кофе?

– Чай, - сказал Алешка.

– Кофе, - сказал я.

Тут же одна из секретарш вкатила столик с угощением.

Мы взялись за чашки, а Ершиков уставился на нас так, что мы не стали его томить.

– Мы знаем, где прячется Топаз, - сказал Алешка.
– И можем сказать об этом вам.

Ершиков действительно был не глуп.

– За вознаграждение, конечно?

Мы молча пожали плечами и молча кивнули.

– Сколько вы хотите?

– Тыщу, - сказал Алешка.

– Каждому, - добавил я.

Да, Ершиков не зря стал коммерсантом. Он тут же изобразил такую игру: вскочил, взъерошил волосы и забегал по кабинету.

– Это возмутительно. За какую-то информацию - тысячу рублей! Каждому! И того - даже две! У вас есть совесть, дети?

Если бы я не знал, что он должен получить за Топаза миллион долларов, мне в самом деле стало бы стыдно за свою и Алешкину жадность.

– Безобразие!
– кипятился бизнесмен.
– Зачем вам такие деньги? Сникерсы покупать?

– Лошадей, - сказал Алешка.
– Хотим возродить былую славу российского коневодства.

Ершиков часто-часто заморгал. А потом спросил:

– Вы кто такие?

Вот с этого и надо было начинать.

– Мы - дети Шерлока Холмса.

– Какого Холмса? Какие дети? Разве у Холмса были дети? У него был только доктор Ватсон. И миссис Хадсон.

Какие глубокие познания!

– Это такая милая шутка, - сжалился Алешка.
– Наш отец - полковник милиции.

Ничего себе сжалился!

Хотя Ершиков прибалдел только на мгновенье. А потом быстренько смекнул, что сообразительные детки Ш.Х. использовали служебную информацию, которой располагал полковник милиции.

– Ага!
– сказал он.
– А милиция знает, где находится Топаз?

– Догадывается, - сказал я.
– Так что поторопитесь. Гоните баксы, шеф.

– Какие баксы? Почему баксы? Речь с самого начала шла о сумме в рублях.

Мы встали и пошли. Правда, Алешка тут же вернулся и выскреб из вазочки горсть конфет.

– Подождите!
– воскликнул бизнесмен Ершиков.
– Я согласен. Мое условие - деньги после лошади.

– Аванс сто долларов, - сказал я.

Ершиков усмехнулся снисходительно.

Получив сто долларов, мы стали сговорчивей. И назвали ему адрес нашей школьной конюшни.

– Топаз стоит в самом дальнем от входа боксе.

– Я заплачу вам еще тысячу, - загорелся Ершиков, - если вы найдете и Тимофеева.

– Мы подумаем. Тимофеев все-таки не лошадь.

Ершиков сморщился, но ничего не сказал.