Что-то в глазах Саенко испугало Степана Ильича. Рассмотрел его. В одной руке тот на весу держал хоругвь, нижний край которой был обмотан вокруг древка.

Алюминиевое древко, собранное из составных колен, за спиной Виктора опрокинуло открытую банку краски. “Разиня”, – ругнул себя Степан Ильич, догадавшись, что это он, когда рисовал в прошлый понедельник на воротах номер дома, забыл банку закрыть. Краска белой лужицей блестела на бетонном полу.

– Краска, – сказал Степан Ильич. – Вон, разлилась.

В другой руке, перехватив посередине топорище, Виктор держал колун. Не глядя на Степана Ильича, он шагнул в сторону, чтобы обойти его.

Времени на раздумья не было. Совсем не было времени на раздумья.

– Куда вы? – Степан Ильич вцепился в топорище. – Нельзя. Что вы!

– Уйди. – И потянул колун на себя.

– Нельзя. Что вы! Вы же верующий человек, Виктор. Как же…

Саенко согнул локоть, от чего Степан Ильич прижался к нему вплотную, договорив сбивчиво в самое лицо:

– Как же вы, с топором?

В следующую секунду Саенко дернул колун вверх и в сторону.

– Ой!

Степан Ильич повалился на пол. Глядя, как Саенко приноравливается, чтобы пронести в дверь впереди себя хоругвь, Степан Ильич попробовал подняться. Под руку попал домкрат, больно прищемил палец. Бетонная пыль забивалась в ноздри.

– Да, эту забыл запереть, – сказал Антон, наступая на порог. Он стоял напротив Саенко и, скривившись, отгонял от лица пыль. – Напылили как.

Саенко медленно прислонил хоругвь к стене. Колун в его руке шевельнулся.

– Вить, ну что ты, в самом деле?

– Прочь, – сквозь зубы процедил Саенко.

– Слушай, Вить, а помнишь…

Медленно, растягивая каждый звук, Саенко выговорил сиплым голосом:

– Именем…

Антон не дал ему договорить:

– Да никаким не “именем”. Истерика у тебя.

Он расстроенно причмокнул губами. И вдруг Саенко, резко дернув затылком, согнул колени и сел. Как от непреодолимой усталости. Металл цокнул по бетонному полу.

Саенко завалился на спину.

Антон подошел к Степану Ильичу, помог подняться.

– Все в порядке у вас? – Взял за плечи, оглядел, голову сгреб в ладони, повертел туда-сюда. – Идти можете?

– Да.

– Вы идите к Фиме. Он наверху сейчас. – Полез в карман, вытащил мобильник. – Идите.

Степан Ильич послушно вышел из гаража в коридорчик. Пошел не в ту сторону, к постирочной, развернулся в сторону холла. Пройдя несколько шагов, остановился.

Ноги дрожали.

– Николай Николаич, – услышал он голос Антона. – Пусть трое идут в гараж. Я здесь. Без дубинок пусть. И – да! – ни в коем случае не через дом. Прямо в гараж, я отопру. Да, Николай Николаич. Нет. Забрать нужно одного, старшего. Совсем растерялся человек. Жду. Только бегом, в себя приходит. Шумный очень.

Услышав шорох у себя за спиной, Степан Ильич оглянулся.

Антон, опуская руку с мобильником, внимательно смотрел ему в глаза.

– Йеэээх, – вздохнул Антон. Отвел взгляд. Посмотрел на стену справа, на потолок, в пол, – так и не выбрал, куда смотреть. Выдавил: – Только Фиме, пожалуйста, не говорите.

Стоя один в просторной комнате – такой же, в какой Костя Крицын угощал их с Надей холодной курицей, только без стола посередине, почти без мебели: диван, кресла, невысокий комод, – Ефим смотрел в окно на осаждающих дом милиционеров.

Ничего не менялось. Скучали милиционеры во дворе, скучали те, что сидели в автобусах. Один из капитанов поливал майору на руки из пластиковой бутылки.

Майор, отклячив зад и вытянувшись сколько мог вперед, подставлял ладони под струю воды. Вымыл руки, встряхнул ими молодцевато. Капитан понес бутылку в автобус.

Фима совсем не удивился, когда увидел на улице Алексея Крицына. Остановился на перекрестке, смотрит.

Верно, предчувствовал – весь день вспоминал отца его, ту ночную беседу. С самим Лешкой накоротке Фима в Сотне не пересекался. Видел его мельком всегда. Да и появился Леша здесь совсем недавно. С ним чаще всего Антон разговаривал, в сторонке. А с Костей Крицыным и вовсе не виделись с тех самых пор. Фима собирался несколько раз зайти, но всегда передумывал.

Алексей пустился к дому.

Проскочил мимо милицейского автобуса. Майор пытался схватить его за рукав. Леша увернулся. Добежал до двери и тут уперся в грудь милиционеру, который выскочил, услышав Лешкин топот и крик начальника: “Малец к вам! Держи!” В окно Ефиму было видно немного, снова спина, на этот раз милицейская, загораживала дверной проем. Иногда за краем забора показывался Леша, который отступал на несколько шагов от милиционера, что-то ему объясняя и показывая на дом, куда хотел пройти. Милиционер качал головой: нет, нельзя, не пущу.