– Нет, нет, сеньорита, что вы, - замахал руками алькальд.
– Разумеется, мы готовы услужить вам всем, чем только можем.

– Крышу над головой, - лаконично сказала я, внимательно изучая ногти своей правой руки. Ногти были грязные.
– Еду. Горячий кофе каждое утро. Если мне потребуется еще что-нибудь, я вам сообщу.

– Как вам будет угодно, сеньорита, - согнулся в поклоне алькальд.
– Я предлагаю вам разместиться у меня, это лучший дом в нашей деревне... хотя вы, конечно, привыкли куда к большему.

– Ничего, - доверительно сообщила я, -Я привыкла довольствоваться малым.

Да-а. Долгими ночами под открытым небом. Ослепительный снег на горных перевалах - и горячий ветер пополам с песком на мертвых плоскогорьях. Дождь, превращающий дорогу в раскисшее месиво. Одиночество, когда неистово надеешься, что к твоему костру выйдет хоть кто-нибудь - даже тот, за кем ты охотишься сейчас, лишь бы сказал пару слов, прежде чем кинуться на тебя.

– Как пожелаете, сеньорита, - алькальд осмелел настолько, что попытался было протянуть руку к поводьям Морганы. Та недовольно фыркнула. Этого хватило, чтобы наглец отпрыгнул на несколько шагов и едва не упал, запутавшись в собственных штанах.

– Хорошая лошадка, - я одобрительно потрепала свою любимицу по шее, сняла сумки и протянула поводья пеону, стоящему справа, который показался мне более достойным доверия.
– Позаботьтесь о ней, - мысленно добавив: "Не то я вас на колбасы переведу!"

– Прошу вас, сеньорита, - будь у алькальда метла, он, без всякого сомнения, принялся бы подметать площадь передо мной. Господи, как в одном человеке может уместиться столько готовности унизиться? Не понимаю.

– Вы должны, - с какой радости я им что-то должна?!
– простить нас, досточтимая сеньорита охотница, - продолжал алькальд.
– У нас очень маленькая, бедная деревня. Священник и тот бывает у нас всего лишь два раза в год...

– Я знакома с отцом О'Таили.

– ...да, и тогда же приезжают сеньор сборщик с солдатами. У нас нет даже алькальда...

– А вы кто такой?

– Я...
– говоривший на миг замялся.
– Я простой хозяин лавки. Так уж повелось, что мои односельчане доверяют мне вести переговоры с приезжими. Но никакой официальной власти у меня нет. Прошу вас, сеньорита...

– Сеньорита Бренда, - сообщила я, наклоняясь, чтобы не задеть шляпой хлипкий косяк.
– Называйте меня так.

– О... это большая честь для нас, сеньорита. А меня зовут Родриго. Родриго Санчес, с вашего позволения. Вот... эта лучшая в доме кровать.

Что ж, по крайней мере на ней было хоть какое-то подобие постели. Жалкое, по совести говоря, подобие, но все равно.

– Превосходно, - солгала я, забрасывая под кровать свои седельные сумки.

– Может, благородная госпожа охотница пожелает перекусить после столь длительного и трудного пути? Моя жена...

– Потом, - отмахнулась я.
– Сейчас я хочу поговорить с родственниками пропавших.

– Да-да, конечно, как будет угодно... Этот низенький, с реденькими сальными волосами человечишка уже вызывал во мне большую неприязнь, чем все остальные жители деревушки, вместе взятые. Держу пари, он ведет себя так с каждым хоть сколь-нибудь значимым приезжим - мелким чиновником, О'Райли... просто проезжим гринго. А потом отыгрывается на односельчанах. Наверняка они все у него по уши в долгах.

Может, пристрелить его? Тоже ведь вампир, только еще худший.

В хижине, где жила маленькая Рамона Фернандес, мы не нашли никого, а из родных Педро Хименеса на месте была только бабка, скрючившаяся в плетеном кресле в самом темном углу хижины. Я отослала лавочника прочь и попыталась ее разговорить, но, судя по тому, что пробивалось сквозь полубезумное хихиканье, самые свежие новости бабки относились к взятию Аламо(1).

1 - Защищаемый 146 техасскими повстанцами форт Аламо был взят трехтысячной армией мексиканского генерала Сайта Анна в 1836 году.

Может, брат Рамон и сумел бы добиться от нее чего-нибудь путного - он даже мумию мог разговорить, - но не я.

При мысли о Рамоне мне стало грустно. Я вдруг воочию представила, как мы едем рядом - Моргана подозрительно косится на мышастого мула монаха, мул в свою очередь начинает перебирать ушами, я хохочу, а Рамон невозмутимо почесывает свою кастильскую бородку и выдает одну из своих любимых латинских пословиц.

Промучившись с бабкой еще минут десять, я, наконец, окончательно признала бесполезность сего занятия и вышла из хижины.

Лавочника, естественно, давно и след простыл. Равно как и прочих взрослых аборигенов. Сиеста, мертвый час, что вы хотите, сеньорита? Только стайка мальчишек сгрудилась около соседнего забора, бросая испуганные взгляды в мою сторону.

Впрочем... не только мальчишек.

– Эй, bonita, - махнула я рукой тому из сорванцов, что щеголял чуть менее, чем у прочих, измазанной физиономией, а заодно и короткой юбкой из разноцветных лоскутов.
– Иди сюда.