Много времени на поиски не понадобилось - чертов шаман даже не озаботился прибрать за собой. Обе могилы так и остались развороченными, кресты поваленными, в изголовье могилы слева так и остался торчать огарок черной восковой свечи. Удивительная самонадеянность - подобные штучки могли бы сойти с рук где-нибудь на Гаити, но никак не в Пограничье.

Я полез было за спичками, и " этот момент из-за туч выглянула луна. Почти круглая - до полнолуния осталось два дня, и ее света вполне хватило на то, чтобы прочитать коряво выжженную на поперечине креста надпись: "Хосе Игнасио, прозванный Пауком".

Логично. Хосе Игнасио на свете много, а вот типа по прозвищу Паук в Пограничье знают хорошо. То есть знали. Рядом же, надо полагать, лежал его единоутробный братец - их вздернули вместе, за три дня до моего возвращения в город. Должно быть, двум кабальеро1 большой дороги было чертовски обидно сводить знакомство с "пеньковой тетушкой", будучи пойманными на банальном конокрадстве.

1 - Кабальеро (caballero) - благородный человек. В отличие от "джентльмена", "кабальеро" нельзя оказаться только благодаря положению или воспитанию; тут важны личные качества. Употребляется, как правило, в третьем лице ("он был настоящий кабальеро").

С кладбища я постарался выбраться как можно быстрее.

Черт. Ну и как теперь прикажете избавляться от этих братцев-акробатов? Покойнички ведь из них еще те...

Задумавшись, я едва не проскочил мимо конечного пункта своего пути массивного сруба, с дверью, рассчитанной на существо раза в полтора выше меня. В эту дверь я и постучал... сапогом. Потом еще раз и уже начал было заносить ногу для третьего пинка, как дверь неожиданно распахнулась.

– Привет, Тимми, - я едва удержал равновесие.
– Не разбудил?

– Нет, ты прервал мою сиесту, - передразнил меня хозяин дома, всю одежду которого составляло небрежно подвязанное вокруг бедер полотенце.

– Прости. У меня к тебе дело.

– Твое дело никак не могло подождать до утра?
– недружелюбно осведомился потомок великанов, глядя на меня с высоты своих восьми футов.

– Честно - не знаю.

Тимоти Валлентайн тяжело вздохнул.

– Если бы ты, Крис, - укоризненно произнес он, - по какому-то неизъяснимому велению высших сил не числился среди моих друзей...

– Весьма немногочисленных, - хмыкнул я.

– ...то я бы с большим удовольствием арестовал бы тебя на месте, закончил Тимоти.
– Выкладывай, с чем пришел и проваливай. Я. Хочу. Спать.

– Боюсь, так просто ты от меня не отделаешься, - вздохнул я.
– Видишь ли, я бы хотел, чтобы мы с тобой навестили одного нашего общего знакомого.

– Что, прямо сейчас?

– Именно.

Валлентайн смерил меня еще одним уничтожающим взглядом и, повернувшись, скрылся в доме.

Появился он оттуда три минуты спустя, одетый, чуть менее сонный и гораздо более злобный. Меня, впрочем, это устраивало. Надо было только направить эту злобность по нужному мне руслу.

Нас отделяло от хибары Хорька пять минут неторопливой ходьбы, и этого времени мне как раз хватило на то, чтобы вполголоса пересказать Тимми события последних суток - опустив, разумеется, такие детали, как два дурнопахнущих субъекта в моем номере.

– Вот, кажется, и все, - закончил я свой рассказ.
– Мне показалось, что тебе это будет небезынтересно.

– Я все равно не понял, за каким чертом ты поднял меня из кровати, скривился Тимми.
– Равно как и за каким орком ты вообще поперся на кладбище.

– Честно - не знаю, - соврал я.
– Считай это интуицией, которая меня подвела. А к Хорьку я хочу попасть сейчас, потому что не уверен, что мы сумеем проделать это завтра.

– Думаешь...
– Тимми недоговорил свою мысль и, нахмурившись, обрушил свой кулак на стену хорьковского логова. Хибара вздрогнула и с душераздирающим скрипом перекосилась на пару дюймов.

– Какого дьявола!
– донесся до нас визгливый голос Хорька.

– Открывай!

– Что?! Да кто вы... здесь ночь!

– А здесь закон!
– ухмыльнулся Валлентайн, протирая рукавом куртки свою звезду помощника шерифа.
– Эту бляху положено уважать в любое время суток! Короче, ты отопрешь нам или мне войти самому?

– Что?! Эй, нет, подождите! Я сейчас открою. Тимми весело подмигнул мне.

– Сейчас вывернем его жалкую душонку наизнанку, - пообещал он.

Я был настроен более скептически:

– Было бы что выворачивать.

Из-за двери донеслось шарканье, затем шуршание... загорелась свеча, высветив многочисленные щели, наконец, дверь распахнулась.