М. Горький

Деревья в Триесте оделись в зеленый наряд, распустились цветы.

Весна - всюду весна. Только в каждом краю она имеет свои особенности. В Триест она приходит вместе с ветрами. С незапамятных времен здесь говорят: "Ветер подует, прогонит холод, и голод, и черные дни". Наступления весны люди ждут, считая часы. Есть одна верная примета: если небо стало таким прозрачным, что из Опчины виден Триглав, значит, весна уже заявилась. Тогда улыбки играют на устах молодых, улыбаются и старики, вышедшие отогреться под весенним солнцем; глядя в сторону гор, люди поют веселые песни...

Но в весенние дни сорок пятого года из Опчины не были видны не только горы, но даже и сам Триест. Белокаменные дома города окутались густым дымом, ветер носил по улицам, вместо запаха цветов, запахи пороха, нефти. Небо бороздили немецкие самолеты; снижаясь и оглушая жителей своим ревом, они сыпали бомбы...

Опчина превратилась в арену кровавых схваток.

Закрепившись около электростанции, фашисты закрыли путь в город. Партизанам приходилось наступать по совершенно ровной местности. Свирепствовали фашистские снайперы, засевшие на чердаках, били на выбор.

Батальон Анатолия Мирко, вырвавшись вперед, охватил поселок полукольцом и вскоре выгнал оттуда фашистов. Немцы из Опчины ушли - в пригороде воцарилось короткое затишье. Народ высыпал на улицы. Встречались разлученные внезапно вспыхнувшими боями родные и близкие: дети - с родителями, мужья - с женами, парни - с возлюбленными. Люди смеялись и плакали от радости. Глядя на них, бывшие советские военнопленные думали с завистью: "Когда же нам, закинутым на чужбину, доведется встретиться со своими родными?"

Аслан находил утешение в беседах с Анитой. Едва кончилась перестрелка, он почувствовал непреодолимую потребность, хотя бы на несколько минут, увидеть ее, убедиться, что она жива и невредима. Не умея откладывать дело в долгий ящик, Аслан при первой же возможности направился к палатке санчасти.

Каково же было его удивление, когда он услышал изнутри знакомый мужской голос. Голосом, способным тронуть твердокаменную женщину, мужчина жаловался, что у него болит сердце.

– Дать вам валерьянки?

Это - голос Аниты.

– Валерьянку я уже пил...

Это - голос Мрвы.

– Может, дать камфору?

– Не помогает и камфора.

– Какое же лекарство может вам помочь?

И голос Мрвы с загадочным придыханием ответил:

– Лекарство "Л".

– Я что-то не слыхала про такое... У нас такого лекарства нет.

– Если поищете, то найдете.

– Не понимаю вас.

– Знаешь, - Мрва перешел на "ты", - разреши быть откровенным. Мне нужно одно-единственное лекарство... И этим лекарством ты владеешь...
– Мрва помолчал.
– Твои глаза... Они ранят мое сердце. Твои глаза...

– Мои глаза не замечают мужчины по имени Мрва.
– По голосу Аниты чувствовалось, что девушка очень рассердилась.
– Я думала, вы серьезный человек, а вы..., просто наглец. И это в ваши сорок лет!

– Почему так говоришь?

– Скажу иначе: убирайтесь-ка вы отсюда!

"Ах, молодец Анита", - подумал Аслан, входя в палатку. Анита нисколько не смутилась, увидев его, только приказала взглядом: "Спокойно". Не смутился и Мрва, даже не вздрогнул.

– Значит, тебе нравятся ее глаза?
– спросил Аслан.

– Очень. А что?
– спросил Мрва.
– Тебе тоже нравятся? Слышал я, что кавказцы ревнивы. Не советую только показывать это здесь. Поезжайте домой и там показывайте, какие вы.

– А я везде одинаков: и здесь, и дома. Ответь, однако, на мой вопрос: если бы я сказал твоей возлюбленной что-нибудь подобное, как ты реагировал бы на это?

– Я не стал бы болтать, разумеется, и ты почувствовал бы мой ответ скорее, чем услышал.

Аслан рванулся к Мрве, но Анита с неожиданной быстротой встала между ними.

Мрва схватился за кобуру. Анита так посмотрела на него, что он опустил руку и, злобно взглянув на нее, не спеша вышел.

– Ах, если бы не ты!
– в бессильной ярости сказал Аслан.

– Еще не хватало, чтобы командиры подрались из-за меня.
– Анита строго взглянула на Аслана.
– Ты тоже уходи. Придешь, когда успокоишься.

Противник не мог примириться с потерей Опчины. К концу дня на партизан навалились четники. Им удалось окружить поселок, и все началось сначала.

Огонь противника был так плотен, что передвигаться можно было только очень осторожно и большей частью ползком.