Цирк взорвался аплодисментами.

Петя выехал на арену и, сделав над седлом сальто, снова умчался за

кулисы.

Митрофан Николаевич подошёл к сыну и обнял его:

— Молодец, Петро! Здорово у тебя «обрыв» получился.

— Прощальный номер, батько, — проговорил раскрасневшийся Петя,

отстраняясь от отцовских усов, щекотавших его лицо.

— Наш-то прощальный — это верно, а тебе придётся ещё выступать.

— Нет, батько, я с вами поеду.

— Петро, я уже говорил. Нельзя тебе ехать. Это ж тебе не цирк...

Мне-то не привыкать, а ты ещё малый.

— С собой не возьмёшь — всё равно убегу.

— Хватит тебе, дурень. Тебе жить надо. Убить могут.

— Поеду, — упрямо твердил Петя, — всё равно поеду. Мне уже скоро

паспорт дадут. А ты думаешь, что я всё маленький.

Митрофан Николаевич смотрел на сына и думал: «Упрямый, весь в меня».

...Всю ночь по улицам Москвы двигались колонны войск, машины с

пушками на прицепах, громыхали танки. Чуть брезжил рассвет, когда из ворот

цирка выехала группа всадников-казаков. Впереди ехал Митрофан Николаевич,

за ним — попарно молодые казаки, группу замыкал Петя. На лицах казаков

было суровое выражение. А Петя радовался. Он едет на фронт! Ему хотелось

улыбаться, говорить с товарищами и даже запеть песню, но он молчал. А то

ещё подумают — мальчишка. Чтобы казаться побольше, Петя приподнялся над

седлом и ехал на вытянутых ногах.

Отец оглянулся на сына и подумал: «Радуется, дурачок, и не знает, что

в пекло едет... Пропадёт дытына, и роду Сердюков не останется. И зачем

только я его взял?..»

Вся группа цирковых наездников попала в кавалерийский полк, которым

командовал подполковник Мирошников. Циркачей (как их прозвали в полку)

посылали в разведку в тылы врага, и они часто привозили в седле «языка».

Но в эти опасные выезды разведчики не брали Петю. Он ездил с

поручением в подразделения или в тыл полка. Петя обижался. Он жаждал

подвигов, а его не пускали в настоящее дело. Петя пытался уговорить

командира полка, но тот, как и отец, был непреклонен:

— Рано тебе, Петя, в бой идти, приучайся пока, присматривайся, а там

видно будет... Война не на один день. Придёт и твоё время.

— Да, придёт... Гайдар вон в пятнадцать лет в разведку ходил, а мне

скоро шестнадцать будет.

Но и ссылка на Гайдара не помогла Пете. Казачонок уходил от командира

полка рассерженный. «Наверно, с батьком договорились не пускать меня...» —

думал он.

Стоял дождливый, слякотный октябрь сорок первого года. Враг наступал.

А отступать нашим некуда — ведь позади Москва.

Однажды командир полка вызвал к себе Петю:

— Скачи, казак, к соседям слева и установи с ними связь. Что-то не

отвечают. Да смотри в оба. Опасно. Обстановка видишь какая...

Подполковник Мирошников развернул перед Петей карту с «обстановкой».

— Смотри и запоминай: вот наше боевое расположение. Доложишь им. Их

штаб должен быть вот тут, в деревне Королёвке.

Петя внимательно посмотрел на карту и сказал:

— Понял.

— Ну, аллюр три креста!

— Есть! — воскликнул Петя и пулей вылетел из избы, где располагался

штаб полка.

Петя накинул на себя бурку и, вскочив в седло, с места рванул

Ласточку в галоп. Наконец-то он получил настоящее боевое задание! Он

выполнит его, и пусть тогда батько увидит, что Петро уже не маленький: сам

командир полка задание дал и даже казаком назвал!

Где-то недалеко, справа, ухали пушки, и земля вздрагивала. В небе

гудели вражеские самолёты. За лесом, слева, горела деревня, едкая гарь

доносилась до Пети. «Жгут, сволочи...» — подумал он.

Сначала Петя ехал по истоптанному мягкому полю, копыта коня вязли в

сырой земле. Потом он спустился в балку и поехал кустарником. А вот и

берёзовая роща на высотке. За ней должна быть Королёвка.

От южной опушки рощи до деревни Королёвки не более километра. Выехав

на опушку леса, Петя направил Ласточку к деревне широкой рысью.