Шрифт:
– Сюда! Сюда!
– кричал ему с 3-го взвода поручик Величко.- Сюда-а!
...О чем думал подпоручик Морозов, я не знаю.
ЧАСТЬ II
(ноябрь 1919 - март 1920)
В степях клубились ветра. Голый ивняк за селами пытался выбиться из-под снега, хлестал ветвями по низкому серому небу, шаг за шагом ползущему за нами.
Все время, оглядываясь на север, выслав дозоры на юг, восток и запад, недели две отступали мы, потеряв всякую связь с соседними частями, не зная, откуда набежит неприятель, а если собьет - куда отходить. По ночам огрызались: на север, на восток, на запад...
А в те немногие ночи, когда красные не наседали, было слышно, как гудят широкие снежные дали черных степей.
Кто-то, как и мы, пробирался к югу...
ОДНИ ПОД ХАРЬКОВОМ
Ночь была беззвездная.
Переутомленные лошаденки из последних сил волочили ноги. Многонедельная оттепель сняла почти весь снег, и сани, увязая полозьями в мокром песке дорог, протяжно и тяжко скрипели.
Никто из солдат на санях не сидел. Побросав в них винтовки, вне строя, молчаливо и угрюмо тянулся полк вдоль ночной черной дороги. Я держался возле пулеметов и, с трудом подымая отяжелевшие веки, пытался идти прямо. Но усталость качала меня со стороны в сторону; мне казалось, тяжелая степь вокруг нас то подымает, то опускает горизонты и кружится, кружится медленно и ритмично.
– Что, господин поручик, занедужилось?.. А ну-ткась! Ну-ксь, милая! И, хлестнув лошаденку, Едоков, как и я, качнулся вдруг в сторону.
– Соснуть бы! Эх, жисть!..
Три дня тому назад мы приняли последний бой, в котором наша рота забрала у красных пулемет, теперь третий в нашем взводе. В этом же бою Синька и Лобин, прикомандированные к моему взводу унтер-офицеры, были убиты.
– Три пулемета, а людей нет!
– вздыхал ефрейтор Лехин.- Не везет же!..
– Эх, и везет-то не вовремя! А ну-ткась, ну-ксь, милая! Казалось, ночи не будет конца.
* * *
– Осади!.. Осади-и...
– Что за город?..
– Не напирай, косой дьявол, черт!.. Не видишь, стоим ведь!
Вдали виднелись редкие огни какого-то города или местечка.
– Харьков?
– Москва!
– Нет, правда, что за город?
– Люботин это,- сказал подпоручик Морозов и, опустившись на сани, стал жадно - в кулак - курить. Я также подошел к саням, сел и, прислонясь к пулемету, вынул махорку. Но скрутить я не успел. Темнота меня медленно и плавно закружила, опустила во что-то мягкое и теплое и потекла надо мною, все глубже и глубже толкая в сон.
...Когда я проснулся, сани уже вновь скрипели по песку На мне лежала чья-то шинель. Я сбросил ее с лица.
– Едоков!..
– Так точно!
Едоков шел в одной гимнастерке.
– Что это?.. Зачем?..
– Это я, господин поручик, чтобы не согнали вас .. ротный аль батальонный... Лягайте, лягайте!...
Но я встал. Оглянулся. Мне показалось, полк идет в обратную сторону.
– Куда мы?
Едоков пожал плечами.
– Лехин, куда мы?
– Люботин, господин поручик, занят. Обходим. ...Лошади хрипели. Медленно всплывала желтая заря.
* * *
– Распрягай!
– Эй! Не велено! Заводи! Заводи за угол!
Вдоль крайних хат какой-то небольшой деревни длинными рядами выстраивались сани.
Нам было приказано выставить дневальных, по одному на две роты, и выспаться, пользуясь трехчасовым привалом.
Я уже взбивал в санях солому, когда подошел связной.
– Господ командиров-пулеметчиков к батальонному!
...На улице в санях, около и под ними храпели солдаты.
* * *
На крыльце халупы батальонного стоял начальник пулеметной команды.
– Господин капитан,- обратился к нему я,- у меня, господин капитан...
– Но у меня нет нумеров! Возьмите в роте... Договаривать нам было незачем,- капитан знал состояние взводов.
– В роте, господин капитан...
– Но что я, рожать их могу, что ли?
– Господин капитан...- подошел к нему взводный 1-го взвода.
– Нету у меня саней! Господа, у меня же...
– Но разрешите, господин капитан...
Капитан обернулся и быстро скрылся за дверью.
– Черт дери!..
– Да-с, положение!..
Мы стояли, растерянно глядя друг на друга.
Наконец в сени вышел полковник Петерс.
– Господа...
Одна сторона его лица подергивалась, тени быстро бежали под складку рта.
– Вот что, господа. Первый батальон побросал три пулемета. Пре-ду-пре-ждаю: если подобное случится и в моем батальоне, виновный взводный будет отдан под суд. Понятно?
– Но, господин полковник...
– Оправдываться, господа, будете под судом. От офицера я требую проявления офицерской инициативы. Мне нет никакого дела как, но пулеметы чтоб были вывезены. Понятно? А теперь - можете идти...