Вигдорова Фрида Абрамовна
Шрифт:
35. УНИВЕРСИТЕТ НА ДОМУ
На другое же утро мы - Король и я - отправились к Владимиру Михайловичу. Не было еще и девяти, когда мы подошли к деревянному домику под железной кровлей. Дом был обнесен решеткой; в одном месте она полукольцом выступала вперед, вплотную охватывая два дерева. Два огромных вяза росли здесь, тесно прижавшись стволами, сплетя и спутав ветви, словно обнявшись, и листва их смешалась. Палисадник зарос высокой травой, кустами сирени и акации. На круглой клумбе перед небольшой застекленной террасой не было никаких садовых цветов - в той же высокой траве пестро и ярко цвели маки, ромашки, васильки. Окна ъ доме были распахнуты настежь. Из одного выглянула немолодая женщина в темном платье.
– Сейчас, - сказала она без удивления и пошла открыть нам дверь. Владимира Михайловича? Войдите. Он велел подождать, сейчас будет.
Она ввела нас в большую комнату с довольно высоким для деревенского дома потолком. Все стены от пола до потолка были уставлены книжными полками.
– Ух ты, сколько книг! - вырвалось у Короля.
– Да-а, брат...
Я никогда раньше не пробовал представить себе человека, определить, кто он и чем занимается, еще не зная его, только по его комнате, вещам, книгам. Кто же наш новый знакомый? На стене висят теннисная ракетка и хоккейные клюшки... Спортсмен, может быть? На столе - полевой бинокль... Военный? Вот шахматная доска, вот на полке десятка два книг по теории шахматной игры.
Заглядываем в стекла книжных шкафов. Книги, книги по математике, по искусству - о театре, о живописи, о музыке. И без счета книг по географии: записки и жизнеописания великих землепроходцев, исследователей "белых пятен", летописи славных открытий, описания путешествий... Нет, здесь, несомненно, живет географ, путешественник. На единственной не заставленной книгами стене - между окон - множество фотографий. Вот снимок: темная щетина хвои, колючие лапчатые ветви тянутся к нам, можно даже различить мохнатые кедры, высокие пихты и мрачные ели. Непроходимая таежная глушь, только металлическая полоска реки прорезает ее. А рядом еще и еще снимки: резкие контрасты света и тени, какие я видел только в Ялте, когда мы ездили туда с коммуной; неспокойное море, волна разбивается о прибрежные скалы и высоко взлетает пена. Вот большой парк - лавры, олеандры, огромные чаши белых цветов раскрываются в темной листве магнолий. А вот горные вершины, крутые откосы, вот срывается в пропасть бешеный поток, увлекая с собою груды камней... И на многих снимках мы с Королем видим одну и ту же фигуру путника, то же лицо: на одних фотографиях оно еще совсем молодое, на других - постарше; вот уж заметно светлее тронутые сединой волосы над высоким лбом, отчетливее морщины. Но смотрят на нас всё те же пристальные, пытливые глаза.
– Это все он? Владимир Михайлович? - почему-то шепотом спрашивает Король.
И вдруг я замечаю на письменном столе невысокую стопку ученических тетрадей. "Тетрадь по математике Дианиной Татьяны", - читаю я. Учитель? Неужели учитель? И, словно в ответ, я вижу большой кожаный портфель, уже изрядно потертый, и на металлической пластинке надпись: "Дорогому Владимиру Михайловичу Заозерскому от учеников 7-й группы "А".
Наверно, человек, нежданно-негаданно наткнувшийся на сказочный клад, чувствует себя именно так. Меня даже в жар бросило. Учитель! Вот удача!
– Митька, да ведь он учитель! - сказал я.
И по тому, каким взглядом ответил мне Король, было ясно, что и он понимает значение этого открытия.
В эту минуту отворилась дверь - я шагнул к ней:
– Владимир Михайлович! С осени школа... конечно, у вас старшие, а у нас только еще пятые... но только вы непременно... Непременно!..
Я говорил бестолково, но я знал: помру, а не уйду отсюда, не добившись его согласия! Наш дом без него? Этого уже нельзя себе представить! Ведь это ясней ясного: нам не хватало именно Владимира Михайловича, именно такого человека нам и надо!
– Погодите, погодите, что это вы...– Он был ошеломлен моим натиском. Я ведь уже, в сущности, не работаю в школе. Хотел только одну свою группу довести - им последний год остался. Глаза совсем отказывают...
– Владимир Михайлович, вот вы увидите ребят... и тогда вы сами скажете!
– Пойдемте сейчас к нам! - пришел на выручку Король. - Давайте карту, какую обещали, и пойдем - отсюда недалеко!
Он, видно, понял, что мы одержимые, и - легкий на подъем человек, - ни слова больше не говоря, взял свернутую в трубку карту и двинулся к двери: ведите, мол!
– Анна Сергеевна, - сказал он в сенях женщине, которая нас впустила, я ухожу. Вернусь... гм... к обеду постараюсь!
Анна Сергеевна посмотрела на нас весьма неодобрительно.
– Уж вы, пожалуйста, не опаздывайте, Владимир Михайлович!
– Да, да, постараюсь! - ответил он и вдруг заговорщически подмигнул нам с Королем.
Лежавший у крыльца Чок неспешно поднялся, вопросительно поглядел на нас. Владимир Михайлович кивнул. Пес встряхнулся и зашагал, по своему обыкновению, рядом.
И всю дорогу до Березовой поляны Король, не умолкая ни на минуту, рассказывал Владимиру Михайловичу обо всем без разбору - о ребятах, баскетболе, пинг-понге, о быке Тимофее и даже о Ленькиных курах и цыплятах.
Я не знал тогда, сколько лет Владимиру Михайловичу. Он был ровесником и мне, и Королю, и Петьке, и даже Леночке с Костиком. Он был и взрослый, и юноша, и ребенок - он был человеком, который способен понять каждого, увлечься и загореться заодно с каждым. И очень скоро мы уже не помнили и не представляли себе своего дома без него.