Мне нравится,что вы больны не мной,

Мне нравится, что я больна не вами,

Что никогда тяжелый шар земной

Не уплывет под нашими ногами.

Мне нравится, что можно быть смешной,

Распущенной, и не играть словами,

И не краснеть удушливой волной,

Едва соприкоснувшись рукавами...

"А ведь это о мужчине", - кольнуло в сердце. Чена зажмурилась. Это о Них. Только с Ним можно быть вдвоем. Я люблю маму, люблю Дали, Мирейю... Да всех люблю. Но только с Ним можно быть вдвоем. Почему это так? И почему это поет так хорошо Мирейя, не знавшая мужчины?

Мирейя закончила петь.

– Теперь ты, Чена.

– Она не может, - закричали несколько голосов сразу.

– А можно я стихи прочитаю?
– сдавленным голосом спросила Чена.

Вот опять ты уходишь в ночь, не сказав

Самого главного слова.

Бьется полночь о поручень, и на часах

Час забвенья людского.

И проходят минуты, проходят года

В ожиданьи великого "Здравствуй".

Нам с тобой на Земле не сойтись никогда.

Нам с тобой невозможно расстаться.

Полуправда меж нами стоит испокон,

Полуискренность бродит по кругу.

Но опять нас сбивает Великий Закон,

С неизбежностью гонит друг к другу.

И вот так мы живем, и рождаемся вновь,

Продлевая людское мученье...

И вот это они называют - любовь?

Или, может - предназначенье?

Этой ночью я буду спокойнее спать.

(Ты опять надо мною смеешься).

Буду в небо смотреть, и на звездах гадать.

И когда-нибудь ты вернешься.

Воцарилась тишина.

– Хорошо, - сказала Маргарет, вздохнув.

– Перепиши мне, ладно?
– попросила Литта, - Я хочу глазами прочитать. Мне показалось, - продолжила она, немного помедлив, - Что это о нас всех вообще... О разделении на два мира. А природа-то нас все равно сталкивает. И вот - война. Нелепость.

– Раньше эта война происходила в кругу каждой семьи, - возразила ей Джанни, - с переменным успехом.

– Каждой?

– Ну, в большинстве семей, - поправилась Джанни, - Так ведь и в Арвилоне есть нормальные мужчины, которые в состоянии жить рядом с женщинами.

– Все равно, - пожилая, седоволосая уже Маргарет говорила тоном, не допускающим возражений, - Война - это не женский метод решения вопросов.

– А что женский?

– А как иначе?

– А что же вы предлагаете?
– посыпалось со всех сторон. Маргарет пожала плечами.

– Терпение, любовь, ласка...

– Но ведь это они начали войну...

– Подожди, Маргарет...
– вмешалась Дали (по старшинству только она осмеливалась спорить с Маргарет на равных), - Терпение, да. Но до каких пределов должно доходить терпение женщины? Наверное, можно любое унижение вынести. Но если нужно защитить детей? Да и не только детей - хотя бы свое собственное право быть человеком, делать то дело, к которому ты предназначена судьбой - если тебе этого не дают?

– Между прочим, твоя очередь петь, - напомнила Литта, - и вообще, кончайте эту философию. Все ведь уже на двадцать раз обсудили.

Маргарет кивнула.

– Да, Дали, поговорим позже. Да ведь и мои слова относились не к практической жизни. Это так, мир идей... Никто не знает, как прекратить эту войну.

Дали взяла гитару.

– Эту песню я сочинила для моего сына... Когда он был маленьким.

Она запела неожиданно высоким, звонким голосом.

Между небом и землей

Тонкая граница,

Чистый перистый полет

Облачного ситца.

Там, где песенкой звенит

Синева без края,

Самолетик мой летит

И крылом качает.

Самолетик мой летит,

Дальняя дорожка...

Дали вдруг отбросила гитару, почти с гадливостью. В полете, правда, перехватила инструмент рукой и осторожно положила на пол. Но резкость жеста бросилась всем в глаза. Дали прикрыла лицо рукой.

– Простите, - сказала она сдавленным голосом, почти шепотом, - Не могу. Простите.

Чтобы замять неловкость, Джанни, сидевшая рядом, сказала,

– Давайте лучше что-нибудь все вместе споем, - и слегка обняла Дали за плечи.

Литта взяла гитару и начала знакомое всем вступление. Вскоре зазвенел хор высоких и низких, грудных голосов.

Догорает огонь в очаге, и над тихой заставой

Расплетает туманные пряди багряный рассвет,

И ложатся к озябшей земле пожелтевшие травы,

У подножия башен безмолвно смотрящих нам вслед.

Беспокоится конь под седлом, и мерцает тревожно