Шрифт:
– Стой! – Кричит.
Я так на землю и срыгнул, перекатился, да прямо под ноги еще одному… Он уже и руки протянул грязные, на мизинцах – кончики отрублены. А я, как лежал, ногой ему меж ног! И бежать, не оглядываясь. Те – за мной, кричат, проклятья сыпятся. Ногой в тисовый омут, перепрыгнул, ядовитой водицы зачерпнул – и дальше побежал. Ну, а преследователи тиса побереглись, пока воду обегали, там еще и кусты колючие… Долго я бежал, оглянуться боялся, что в след кричали – не слушал. Так жив остался. И ушел подальше от Гремячей речки. Долго потом ходил по лесам. Что с тем безносым сталось – не знаю, выжил, нет ли…
– Так что же, ты, Грыжатка, так и не стал мужчиной? – улыбнулся Иггельд.
– Стал, – покрутил головой грибной тать, – долго бродил, пока люди добрые не подсказали дороги к избенке одной яги. Доброй слыла, всем имена взрослые дарила. Она старая совсем была, глухая, я раза по три заветные слова прямо на ухо ей кричал! Да какая там банька, только и побрызгала меня водицей, парой щепоток навьей пищи угостила, зато на то сальце, что я принес, прям накинулась. Три кривых зуба во рту, а враз сжевала. Ну, как положено, мне плечико пожевала, а как «съела», так имя дала, какое – не скажу!
– А Грыжатой тебя с чего прозвали? – спросил княжич.
– То другая история, не для твоих ушей, отрок! – огрызнулся разбойник, – Да я пошел…
– Доброй дороги, боги в помощь! – пожелал лесному бродяге Младояр, совсем не обидевшийся – есть же вещи, о коих рассказывать не охота, да и ни к чему.
– И вам, вои, Сварог да Макошь в помощь, а Влесу – без гнева…
– Жуткий сказ, – признался Младояр, когда «воины княжьего рода» остались одни, – я о таком не читал. Зачем же так мучить мальчиков? Что за обычай такой?!
Тропинка расширилась, жеребцы шли голова в голову, можно было спокойно поговорить. Тем более, до заката оставалось еще немало, сверху не капало, да и любая дорога укорачивается, коли ведется разговор в охотку.
– Не нам обычаи менять, – осадил княжича лекарь, – довольствуйся хоть тем, что этот путь не для тебя. И, как я понял, не для всех…
– Ты не ответил!
– А был вопрос?
– Да. Я спросил – зачем? Ведь под каждым обычаем зерно разума!
– Почти все народы, празднуя повзросление отрока, подвергают тело нового мужа боли, только все по разному. Для одних – это настоящее испытание, скажем – для племен, занимающихся охотой. Не стерпел боли, закричал – оставайся еще год ребенком, без права перейти в мужской дом, а уж о том, чтобы жениться – и разговору нет. Это еще хорошо, иных струсивших в девичье платье наряжают и того, женским делом заниматься заставляют… На целый год. А вот у тех племен, все мужи которых – воины, смелость пытают, умение боль переносить – как себя поведет, сколько выдержит, соответственно и место займет, отличившийся – над всеми другими юношами малым воеводою…
– Не о том разговор, – стоял на своем княжич, – тех обычаев – море бескрайнее, н они – разумны. А вот зачем пытать так, что умереть можно?
– Иные племена людские устраивают испытание для того, что б волю богов прознать – Судьба ли мальчику жить, или умереть должен. Бывает – и без пытки болью. Просто надо прыгнуть – меж отравленных кольев, иль какие лепестки священные не потревожить. Иные – со змеями ядовитыми играют, счастье – у нас окромя гадюк ничего не водится, вот на юге, там…
– Отвлекся, наставник, – осадил ведуна Младояр, – про змей чужеземных – потом!
– Не пойму, о чем ты меня пытаешь? – рассердился Иггельд, – Я же не отрок, а ты не Самый Великий Колдун!
– Я же объяснил, что хочу знать, а ты не понимаешь.
– Если получаешь не тот ответ, ругай себя – стало быть, неверно спросил!
– Ладно. – признал правоту наставника княжич, после чего немного помолчал, жеребцы прошли сотню саженей, за это время Младояр сумел сформулировать вопрос, – Мне показалось, что те испытания, которым подвергал друзей Грыжа Белый Ведун, не только запредельно суровы, они еще и бессмысленны для молодых парней, становящихся юношами. Ведь колдун не стремился убить мальчиков, здесь не было признаков отбора, как ты сейчас сказал – насчет воли богов. Еще раз – смысл? Я не нахожу ответа.
– У тебя нет ответа, а у меня – целых два. – оказывается, Иггельд уже поразмышлял, предвидя суть вопроса воспитанника. Возможно, ведун просто заставил, заодно, привести беспорядочный рой мыслей в голове отрока в стройный, подобно воинскому, ряд. – Итак, первое. Долго продолжающаяся, близкая к нестерпимой, боль может привести к двум результатам. Первый – особое телесное состояние, когда кожа бледнеет, покрывается холодным потом, сердце бьется быстро, но пульс очень слабый. Тоже самое случается со многими тяжелоранеными после боя. Обрати внимание – не сразу после ранения, а чуть погодя. Помогает опий, согревание… Так, оставим лекарские дела. Если юношу доводят до такого, скорее всего, он – умрет. Смысл тут – отсеять тех, кто не перенесет ранений. Другой исход долгой чрезмерной боли – юноша как бы уходит в другой мир, ощущая себя в яви лишь равнодушным свидетелем мучений собственного тела. Боль как бы уходит. Нередко дух долетает до врат нави, испытуемому являются души предков… Переход от мальчика к юноше – это временное посещение нави, причащение тем светом. Ну, у яги причащаешься навьей пищей, получаешь тайное имя, по которому тебя знают только в мире духов, да в княжестве Вия. Повторю первый ответ. Причащение к нави с помощью боли.
– А второй?
– Второй, увы, касается нас непосредственно, – громкий стариковский вздох, – ты совершенно правильно вцепился в этот обряд, молодец! Дух испытывающего беспримерную боль мальчика может не уйти слишком далеко, опытный колдун не допусти этого. Отрок беззащитен в такой момент не только телесно, но и духовно. Избивая, мучая до полного отупения, ведун может затем оставить уже в душе мальчика своего рода надпись, внушить страх на всю жизнь, застолбить место бога… Короче, если в дальнейшем от мальчика, ставшего мужем, даже стариком с внуками, что-то потребуется – колдуну стоит слов сказать – и тот, кого Белый Ведун мучил, на ремнях из собственной кожи подвешивая, все исполнит. Теперь ясно?