— Правда?

— Только мама, пожалуй, разгневалась бы…

— Естественно.

— … если бы одежда на ребенке была новой, а бассейн забит травой и грязью, — сквозь смех закончила фразу Элизабет. Она повернулась и посмотрела на далекий фонтан и Джорджиану подле него.

— Жаль, бедняжка Джорджиана не поняла, что гнев отца был направлен на меня и няню. Она видела только его негодование. С высоты своего роста, хмуро сдвинув брови, без всякого сострадания, этот взрослый человек смотрел на насквозь промокшую дочь.

— Несчастный.

— Джорджиана больше никогда не прыгала в фонтан.

Элизабет почувствовала холодное покалывание в пальцах рук.

— Надеюсь, мы не оставим слишком много неприятных воспоминаний своим собственными детям, — ощущая дрожь сказала она.

Ей вспомнилось пребывание в Незерфилде и горе, обрушившееся на нее с потерей так и не родившегося ребенка.

«Если у нас еще будут дети», — подумала она.

Он напряженно посмотрел на нее. Она подняла глаза и улыбнулась.

— Элизабет, я надеюсь, ты не слишком часто заново переживаешь события в Хартфордшире.

— Нет, ручаюсь тебе, нет. — Она взяла его за руку. Они снова повернулись и пошли прочь от дома, по тропинке вверх по холму.

— Я знаю, какое тебя постигло разочарование, но, милая моя, вспомни, как недолго мы с тобой женаты.

— Я знаю. Я знаю. Я преодолела ту боль, Фицуильям. Хотя мне было бы намного легче, если бы никто, кроме нас, не знал о моей беременности.

— А еще мой неуравновешенный характер привел к тому, что ты отдалилась от Мэри.

— Ты был совершенно прав, что рассердился, а решение папы не отпускать ее сюда, пока она не извинится перед нами, мне только на пользу.

Она слегка подпрыгнула.

— Папино решение избавило меня от многого. Представь себе, как Мэри самодовольно демонстрирует свои таланты, приводя при этом в замешательство меня и наших гостей, или с фальшивым благочестием читает нам мораль. Для меня просто неоценимо, что сестрица оказалась настолько упряма.

Не успев решить, стоило ли попенять жене на равнодушное отношение к собственной сестре, Фицуильям расхохотался.

Они продолжали свой путь по тропинке. Дом скрылся из виду. По небольшому мосточку они перебрались на другую сторону ручья. Их никто не мог бы увидеть в том укромном месте, сверху из-за нависших валунов, снизу из-за деревьев. Воздух был сырой, наполненный запахом мха и звуками журчащей воды.

— Отвернитесь, сэр! — сказала Элизабет. Она собрала юбку у пояса, и они стали прокладывать себе путь по поросшей мхом тропинке, петлявшей среди камней.

Вода вырывалась из расщелины в скале и наполняла глубокий водоем у подножия холма. Дарси разостлал на камне свое пальто, и они сели рядом. Рябь колыхала отражения деревьев в воде. Элизабет прижалась к мужу, положив голову ему на плечо, и так они сидели, погрузившись в молчание. Им было хорошо здесь, вдвоем.

Наконец Элизабет оторвала взгляд от воды и убрала голову с его плеча.

Она посмотрела на часы:

— Боже милостивый, Фицуильям! Уже половина двенадцатого, а нам до дому идти не меньше часа.

Дарси поднялся, во всех его движениях сквозило одно лишь нежелание уходить. Он протянул жене руку, и она поднялась. Вся умиротворенная задумчивость Элизабет куда-то исчезла. Она кипела от волнения.

— Нельзя, чтобы мои друзья прибыли в Пемберли и не нашли меня.

— Конечно нельзя. Мистер и миссис Куртни не должны столкнуться с нашим невниманием.

Они начали пробираться к тропинке. Элизабет повернулась, чтобы попрощаться с водоемом.

— Как бы это место понравилось миссис Куртни. Дарси внутренне содрогнулся от ужаса.

— Не беспокойся. Она и не узнает о его существовании. Я искренне сомневаюсь, чтобы она когда-либо в жизни ходила на прогулки так далеко или поднималась на такую высоту.

Дарси почувствовал, что не нашел убедительных причин, по которым Элизабет не следует брать свою подругу на такие прогулки.

— Нам и самим-то, милая моя женушка, по всей видимости, не удастся повторить подобную прогулку следующие три недели. С завтрашнего дня в нашем доме будет обитать пятьдесят человек гостей, и я буду дорожить каждым мигом, который мне удастся провести с тобой наедине.

Элизабет вздернула брови. Они поспешили к дому.

Китти была очарована миссис Куртни. Та была едва ли не самой миниатюрной особой за столом для завтрака, но ни в коем случае не самой незаметной. Сидя по правую руку от хозяина дома, она вся искрилась от оживления, слушала и смешила его. Китти едва удавалось проявлять внимание к своим соседям по столу, она буквально сгорала от желания услышать, о чем говорит миссис Куртни.

Дарси серьезно расспрашивал гостью о здоровье членов ее семьи. Она сказала ему, что мистер Куртни, как можно видеть, позорно тучен. У ее тети, маркизы, ничего не изменилось, хотя у той и проявлялось традиционное в конце сезона недовольство своими протеже.