— Плакать надо в такие праздники, — отрезал Николай Федорович. — Рыдать. Это по моим данным. Если так рассуждать, милые товарищи, самое лучшее — выполнить сегодня план на один процент и все.

— Почему это на один?

— А чтобы завтра сделать два процента и доложить наверх: вот, мол, мы какие, вдвое перекрыли вчерашний результат! Послезавтра дать четыре — опять вдвое. Затем все восемь с половиной — и об ордене подумать можно… Так получается?

«Милые товарищи» молчали.

— Хорошо. Возвраты от ОТК были?

— С возвратами значительно лучше, Николай Федорович, — сказал вошедший в кабинет новый заместитель, бывший начальник планово-диспетчерского. — Забраковано всего шесть чайников, и то по ерунде. Я сверялся с данными за прошлый месяц, прогресс налицо.

— Вы что, сговорились сегодня? — кротко возмутился Николай Федорович. — Чего вы все к истории обращаетесь? Да, мы сейчас работаем лучше, чем при нэпе. Радоваться теперь? Скакать?

Николай Федорович спохватился, что выбивается из нужного тона, и заговорил четче, категоричнее.

— Абсолютно без возвратов мы сможем работать — это по-вашему так получается! — только в одном-единственном случае. Догадываетесь, в каком?

— Ну и в каком же? — с долей иронии спросил новый заместитель.

— А в такси, если вообще прекратим собирать электрочайники! Тогда, естественно, и браковать станет нечего!

— Я этого не утверждал, — начал заместитель, — я только сказал, что…

— Закончили, — сказал Николай Федорович, испытывая ужасное чувство неловкости и злясь от этого. — Приступили к работе, товарищи.

И день пошел. Николай Федорович занимался текучкой, звонил, ругался и договаривался, принимал людей, отсидел на важном и скучнейшем совещании у генерального, потом опять занимался текучкой. Но что-то все время мешало, сбивало с ритма — будто надо было разобраться до конца, доспорить, доказать, а он не разобрался, не доказал, не доспорил.

Случай представился уже после работы, в овощном магазине. Николай Федорович забежал купить картошки и овощей к ужину. Но получилось все как-то неприятно.

Николай Федорович примерялся ловчей подставить авоську под транспортер, подающий картошку. Рядом топтался румяный пенсионер, полузнакомый старикан, кажется с завода, а может из соседнего дома.

— Во как… — общительно, с добродушно-ворчливой интонацией заговорил старикан. — И главное, они еще жалуются, черти драповые… Лучше ведь жить стали, без очков видно! Пять лет назад как было? Половину картошки я в мусоропровод спускал. Каждую вторую картофелину! Можно сказать, каждую первую и ноль-шестую! А теперь — во. Красавец клубень. Нет, они недовольны, все им не так…

Неизвестно, кого он так честил. Скорее, говорил так, по привычке, для себя.

— Он у вас вообще-то подморожен, красавец этот, — обернувшись, заметил Николай Федорович. — Заменили бы лучше…

— Где подморожен, где? — засуетился старикан.

— Вот. И еще вот, сбоку. Видите?

Старикан огорченно подавил мороженные места пальцами и вдруг воинственно вскинул голову.

— Да, чуть-чуть тронуло. Ну и что? А раньше как бывало? Вспомнить противно!

— Опять раньше, — усмехнулся Николай Федорович, вспомнив утренние разговоры.

— А чему вы, собственно, смеетесь? — завелся старикан. — Чему обрадовались? Я вырежу немного, ничего страшного. Не привыкать-стать.

— Да-да, — сказал Николай Федорович несколько неосторожно. — Привычка — вторая натура.

— Лебеду вы не едали! — заявил заметно осерчавший старикан. — По-другому бы запели. Лебеду!

— При чем тут лебеда, — с досадой сказал Николай Федорович.

— При том! — старикан дрожащими руками запихнул картофелину в сумку и заковылял к кассе. — При том, что вы не патриот! — крикнул он отойдя подальше. — Не патриот вы! Заелись!

— Стыдно, гражданин, — сказала полная женщина из очереди. — Прицепились к пожилому.

— Я прицепился?! — Николай Федорович развел руками и несколько клубней выкатились из авоськи. — Если уж на то пошло, я действительно не патриот…

— Вот именно! — вставил старикан издали.

— Не патриот мороженой картошки! И не патриот всякого хлама, который был раньше и теперь дорог кому-то как память. Сейчас-то зачем умиляться? Лебеду я не ел… Так черт с пей, с лебедой! Картошка хорошая должна быть, и нечего лебеду вспоминать!