Том 2. Стихотворения 1850-1873
вернуться

Тютчев Федор Иванович
Шрифт:

"Когда расстроенный кредит…"

Когда расстроенный кредит* Не бьется кое-как, А просто на мели сидит, Сидит себе как рак,— Кто ж тут спасет, кто пособит? Ну кто ж, коль не моряк.

"Тихо в озере струится…"

Тихо в озере струится* Отблеск кровель золотых, Много в озеро глядится Достославностей былых — Жизнь играет, солнце греет, Но под нею и под ним Здесь былое чудно веет Обаянием своим. Солнце светит золотое, Блещут озера струи… Здесь великое былое Словно дышит в забытьи; Дремлет сладко, беззаботно, Не смущая дивных снов И тревогой мимолетной Лебединых голосов…

"Не гробовой его покров…"

   На гробовой его покров* Мы, вместо всех венков, кладем слова простые: Не много было б у него врагов,    Когда бы не твои, Россия.

"Когда дряхлеющие силы…"

Когда дряхлеющие силы* Нам начинают изменять И мы должны, как старожилы, Пришельцам новым место дать, — Спаси тогда нас, добрый гений, От малодушных укоризн, От клеветы, от озлоблений На изменяющую жизнь; От чувства затаенной злости На обновляющийся мир, Где новые садятся гости За уготованный им пир; От желчи горького сознанья, Что нас поток уж не несет И что другие есть призванья, Другие вызваны вперед; Ото всего, что тем задорней, Чем глубже крылось с давних пор, — И старческой любви позорней Сварливый старческий задор.

"Небо бледно-голубое…"

Небо бледно-голубое* Дышит светом и теплом И приветствует Петрополь Небывалым сентябрем. Воздух, полный теплой влаги, Зелень свежую поит И торжественные флаги Тихим веяньем струит. Блеск горячий солнце сеет Вдоль по невской глубине — Югом блещет, югом веет, И живется как во сне. Все привольней, все приветней Умаляющийся день — И согрета негой летней Вечеров осенних тень. Ночью тихо пламенеют Разноцветные огни — Очарованные ночи, Очарованные дни… Словно строгий чин природы Уступил права свои Духу жизни и свободы, Вдохновениям любви… Словно, ввек ненарушимый, Был нарушен вечный строй И любившей и любимой Человеческой душой… В этом ласковом сиянье, В этом небе голубом — Есть улыбка, есть сознанье, Есть сочувственный прием. И святое умиленье С благодатью чистых слез К нам сошло, как откровенье — И во всем отозвалось… Небывалое доселе Поднял вещий наш народ — И Дагмарина неделя Перейдет из рода в род.

"Умом Россию не понять…"

Умом — Россию не понять*, Аршином общим не измерить. У ней особенная стать — В Россию можно только верить.

"Великий день Карамзина…"

Великий день Карамзина* Мы, поминая братской тризной, — Что скажем здесь, перед отчизной, На что б откликнулась она? Какой хвалой благоговейной, Каким сочувствием живым Мы этот славный день почтим — Народный праздник и семейный — Какой пошлем тебе привет — Тебе, наш чистый, добрый гений, Средь колебаний и сомнений Многотревожных этих лет — При этой смеси безобразной Бессильной правды, дерзкой лжи, Так ненавистной для души — Высокой и ко благу страстной Души, какой твоя была, Как здесь она еще боролась — Но на призывный Божий голос Неудержимо к цели шла? Мы скажем: будь нам путеводной, Будь вдохновительной звездой — Свети в наш сумрак роковой, Дух целомудренно-свободный, Умевший все совокупить В ненарушимом полном строе, Все человечески-благое, И русским чувством закрепить — Умевший, не сгибая выи Пред обаянием венца, Царю быть другом до конца И верноподданным России.

"Ты долго ль будешь за туманом…"

Ты долго ль будешь за туманом* Скрываться, Русская звезда, Или оптическим обманом Ты обличишься навсегда? Ужель, навстречу жадным взорам, К тебе стремящимся в ночи, Пустым и ложным метеором Твои рассыплются лучи? Все гуще мрак, все пуще горе, Все неминуемей беда — Взгляни, чей флаг там гибнет в море, Проснись — теперь иль никогда.

"Хотя б она сошла с лица земного…"

Хотя б она сошла с лица земного*, В душе царей для правды есть приют. Кто не слыхал торжественного слова? Века векам его передают. И что ж теперь? Увы, что видим мы? Кто приютит, кто призрит гостью Божью? Ложь, злая ложь растлила все умы, И целый мир стал воплощенной ложью!.. Опять Восток дымится свежей кровью, Опять резня… повсюду вой и плач, И снова прав пирующий палач, А жертвы… преданы злословью! О, этот век, воспитанный в крамолах, Век без души, с озлобленным умом, На площадях, в палатах, на престолах — Везде он правды личным стал врагом! Но есть еще один приют державный, Для правды есть один святой алтарь: В твоей душе он, царь наш православный, Наш благодушный, честный русский царь!

В Риме*

Средь Рима древнего сооружалось зданье — То Нерон* воздвигал дворец свой золотой; Под самою дворца гранитною пятой Былинка с кесарем вступила в состязанье: «Не уступлю тебе, знай это, царь земной, И ненавистное твое я сброшу бремя». — Как, мне не уступить? Мир гнется подо мной. — «Весь мир тебе слугой, а мне слугою — время».

"Над Россией распростертой…"

Над Россией распростертой* Встал внезапною грозой Петр, по прозвищу четвертый, Аракчеев же второй.

"Как этого посмертного альбома…"

Как этого посмертного альбома* Мне дороги заветные листы, Как все на них так родственно-знакомо, Как полно все душевной теплоты! Как этих строк сочувственная сила Всего меня обвеяла былым! Храм опустел, потух огонь кадила, Но жертвенный еще курится дым.