Петербург. 31 декабря 1870

Я не хочу дать завершиться этому ужасному году, не написав тебе, моя милая Китти, не ответив на твое письмо, которое так хорошо отвечает всем моим мыслям… Раны душевные, как и раны физические, не так остро чувствуются в первый момент, — это наступает позже, некоторое время спустя. Жизнь должна войти в обычное свое русло, и тогда потеря станет ощутимой.

Что касается меня, то всякий раз, что моя мысль уносится в прошлое, я должен возвращать ее к последним впечатлениям, дабы она не искала его там, где я встречал его и где никогда больше не встречу. Но слово никогда для меня уже не имеет значения. Речь уже не о будущем. Это отсрочка нескольких дней, немногих дней, в конце концов. И вот почему, сдается мне, в моем существе сокрушено чувство бунта против смерти, которое человек испытывает вполне лишь один раз в жизни. — Во всех последующих утратах, как бы тяжелы они ни были, нет уж ничего непредвиденного, ничего неведомого…

Но одна картина, возникающая в моем воображении, с каждым разом становится для меня все более и более нестерпимой и ужасной. Это когда я представляю себе, как он упал в столь хорошо знакомом мне помещении клуба, он, такой немощный и боязливый, он, всегда страшившийся этого падения, — когда представляю его распростертым на полу, разбившимся, пораженным насмерть, умоляющим, чтобы его подняли…*

Вот уже три или четыре дня, что я не выхожу вследствие приступа невралгических или ревматических болей в ногах, которые на этот раз наступили ранее обыкновенного. Страдания не очень сильные, особенно в сравнении с тем, что ты перенесла недавно, но это нарушает все мои привычки, а вместе с тем и все условия моего физического существования и без того достаточно расстроенного. Но это естественные спутники старости, и смешно было бы на них сетовать. — Прощай, милая дочь, обними свою тетушку, и да сохранит ее Бог для тебя сколь возможно дольше. Остаюсь неизменно любящим. Твой отец

P. S. Вот, дочь моя, несколько строк, которые я никому не показывал; они — для тебя одной. Они сложились у меня в состоянии полусна, ночью, на возвратном пути из Москвы.

<Стихотворение «Брат, столько лет сопутствовавший мне…» см.: с. 396*>

Петербург. Сего 7 мая <18>71

Касательно молодого Демидова* спешу вас уведомить, любезнейший Иван Сергеич, что он здесь и пробудет здесь еще недели две, так как свадьба состоится не прежде 21 числа с<его> м<есяца>. — Живет он в своем доме, что на Большой Морской, куда вы и адресуйте письмо ваше, а не то пришлите письмо ко мне, и я с полною готовностию буду служить вам посредником по этому делу, в успехе которого я нимало не сомневаюсь, так как Демидов, сколько мне известно, весьма расположен не зарывать своих талантов, а — как следует верному рабу, поставленному над многими, — употреблять их на пользу общую*. К тому же он очень дорожит своим званием киевского головы.

И я не раз сбирался писать к вам о том Страшном суде, что заживо и при сохранении естественного чина так просто и так последовательно над человеческим обществом совершается. Но как одолеть словом и даже мыслию подобные события? Одно только выскажу при этом случае. Я теперь только понял это библейское выражение: Господь ожесточает сердца строптивых, — этому я каждый день свидетелем. — Казалось, что к событиям таковым, как в Париже, всякий мыслящий человек не может отнестись двояко и что эта страшная поверка на деле известных учений не может не убедить кого бы то ни было. — Оказывается далеко не то: я встречаю здесь людей серьезных — ученых — и даже нравственных, которые нисколько не скрывают своего горячего сочувствия к Парижской Коммуне и видят в ее действиях занимающуюся зарю всемирного возрождения…* Вот над чем можно крепко призадуматься. Не доказывает ли это, что корень нашего мышления не в умозрительной способности человека, а в настроении его сердца. В современном настроении преобладающим аккордом — это принцип личности, доведенный до какого-то болезненного неистовства. — Вот чем мы все заряжены, все без исключения, — и вот откуда идет это повсеместное отрицание Власти, в каком бы то виде ни было. Для личного произвола нет другого зла, кроме Власти, воплощающей какой-либо принцип, стесняющий его, и вот почему блаженны нигилисты, тии бо наследят землю до поры до времени* — и пр. и пр.

P'etersbourg. Ce 17 juillet

Non, ma fille, je ne saurai enti`erement m’associer `a la singuli`ere oraison fun`ebre que vous avez consacr'ee `a la m'emoire du pauvre Сушков, et sa disparition me rend tout triste*. Il touche par tant de souvenirs `a une si longue p'eriode de ma vie, et qui est la derni`ere, — depuis le temps o`u il impatientait ta m`ere, jusqu’aux derni`eres irritations de mon pauvre fr`ere contre lui, — que je ne saurai ^etre insensible au vide qu’il me laisse… Je ne lui ai jamais su mauvais gr'e de sa p'etulance de vieil enfant, et maintenant qu’elle est plus que temp'er'ee par l’accident de sa mort, elle ne fait qu’aviver dans mon souvenir tout ce long pass'e de ma vie, auquel il se rattache. — Paix `a sa m'emoire et `a tout ce pass'e.

Le moment pr'esent, par contre, m’angoisse bien p'eniblement. Les lettres que ma femme m’'ecrit de Lipezk*, son d'ecouragement, son d'esespoir `a propos de la sant'e de Marie, qui — `a ce qu’elle dit — s’'etiole de plus en plus, tes propres impressions `a toi au sujet de ce pauvre Jean, dont la mine t’a constern'ee, — tout cela, assur'ement, est bien fait, pour me remplir l’^ame de tristesse et d’inqui'etude… Hier j’ai 'ecrit `a ma femme, pour la supplier de pers'ev'erer dans la cure du кумыс, de la faire aussi compl`ete que possible, et puis — une fois rentr'ees `a Ovstoug o`u je compte aller les rejoindre le mois prochain — nous d'eciderions, en vue du r'esultat obtenu, ce qu’il y aurait `a faire pour cet hiver… Mais je pr'evois, que s’il s’agissait d’aller le passer hors du pays, l’opini^atre r'esistance qu’y ferait Marie, `a moins qu’elle ne se reconnaisse, elle-m^eme, assez malade, pour que le sentiment de sa conservation ne fin^it par prendre le dessus. Quant `a Jean, il se d'eciderait plus volontiers, je suppose, `a une expatriation de quelques mois, et je voudrais bien lui demander — si je savais o`u lui adresser mes lettres — s’il n’aimerait pas que je fisse d`es `a pr'esent quelques d'emarches, en vue de lui obtenir un cong'e pour cet hiver.

H'elas, ce qu’il y a de plus difficile au monde, pour certaines natures surtout, c’est de prendre des r'esolutions en temps utile — c’est de rompre, dans le moment donn'e, r'esolument, le cercle magique des ind'ecisions d’esprit et des d'efaillances de volont'e.

La premi`ere partie du proc`es vient de finir*, et pour qui en a suivi les d'etails — comme moi, par ex<emple>, qui ai assist'e `a toutes les s'eances — la sentence rendue doit para^itre 'equitable. — J’ai 'et'e vraiment 'emerveill'e du talent de quelques-uns des avocats dont j’'etais loin de me douter, tels, p<a>r ex<emple>, que le P<rinc>e Ouroussoff et Spassovitch. C’est 'etonnant, vraiment, combien ces nouvelles institutions judiciaires se sont vite acclimat'ees chez nous*. L`a est le germe puissant d’une Russie nouvelle, et la meilleure garantie de son avenir. — Quant au fond du proc`es, il remue un monde de pens'ees et de sentiments p'enibles. Le mal est pr'esent, mais o`u est le rem`ede? Que peut contre ces convictions fourvoy'ees, mais ardentes, un pouvoir sans conviction aucune? En un mot, contre ce mat'erialisme r'evolutionnaire tout ce plat mat'erialisme gouvernemental?.. that is the question*, etc. etc.