Adieu, ch`ere maman. Je recommande `a Dieu votre ch`ere sant'e et je vous prie vous aussi d’en avoir le plus grand soin.

T. T.

Милая маминька, это письмо донесет до вас мои поздравления и пожелания к вашим именинам. На этот раз, по крайней мере, рядом с вами находится моя законная наследница. Я очень счастлив тому, что Анна с вами, и много бы отдал за то, чтобы быть в эти минуты вместе с вами.

Из ее писем я вижу, что вы все наперебой балуете ее, и я этому весьма рад… Ибо когда тебя немного балуют, это ничему не вредит… Я поручаю ей нежно поцеловать ваши руки от нее лично, а также и за меня.

А что поделывает Николушка? Мне бы хотелось думать, что в эту минуту он уже вернулся к вам, потому что не могу вобразить, чтобы он оставался в деревне в такую пору до бесконечности. Это в конце концов начинает беспокоить, и чтобы объяснить самому себе такое самоотвержение, я вынужден предположить, что у него интрижка с Варварой Андреевной. Но возможно ли, чтобы восторги страсти заставили его забыть, что он обещал нам приехать повидаться в декабре.

У нас здесь царит глубокая зима и не менее глубокий траур*. Тем не менее общество живет своей привычной жизнью. Я много выезжаю в свет. Собираемся у графини Нессельроде, она в этом году совсем не выезжает и каждый вечер принимает у себя.

Тысяча благодарностей за Анну Дашиньке, обеим тетушкам, кузине Завалишиной, словом, всем тем, кто ласково принял ее.

Что касается до моей милой девочки, передайте ей, чтобы она считала, что получила от меня письмо в ответ на те, что я имею от нее, и отдала должное моим великолепным намерениям. Пусть она продолжает писать мне как можно подробнее обо всем. Это отчасти вознаградит меня за то, что я не нахожусь рядом с вами.

Прощайте, любезная маминька. Я поручаю Богу ваше бесценное здоровье, но прошу и вас также о нем заботиться.

Ф. Т.

Cher Николай Васильевич, j’ai bien tard'e `a vous remercier de votre aimable envoi. Mais je n’ai pas tard'e `a vous lire. Car, bien avant que vos deux exemplaires ne me fussent parvenus, nous avions d'ej`a lu votre drame-po`eme*. Je dis nous, et c’est litt'eralement vrai. Car la plupart des personnes `a qui j’ai eu occasion d’en parler en avaient d'ej`a pris connaissance. Le P<rin>ce Wiasemsky me charge de vous transmettre ses remerciements et ses compliments. Il a 'et'e, comme moi, tr`es satisfait de plusieurs morceaux de d'etail. Quant `a moi, ce qui m’a le plus touch'e et enchant'e dans votre oeuvre: c’est la langue. Voil`a, gr^ace au Ciel, une langue vivante, une langue qui a ses racines dans le sol. Aussi on s’en apercoit bien `a son 'eclat et `a son parfum.

Mais c’est pr'ecis'ement ce m'erite incontestable de votre po`eme, ce cachet de nationalit'e que vous lui avez imprim'e, qui lui vaudra des injures de la part de cette inf^ame clique de quelques journalistes d’ici qui ha"issent d’instinct tout ce qui a une apparence ou une saveur de nationalit'e. C’est l`a une bien mauvaise graine et qui portera de tristes fruits, si on la laisse se developper.

J’ai bien entendu parler de vos griefs contre l’ami Glinka* et je ne demanderai pas mieux que d’en ^etre indign'e, comme il convient, si je savais d’une mani`ere un peu plus exacte les d'etails de la trahison dont il s’est rendu coupable envers vous. Ce que je sais fort bien, c’est qu’il y a dans votre ouvrage beaucoup de choses qui ont assur'ement assez de valeur pour tenter le voleur.

При свидании с Чадаевым скажите ему, пожалуйста, что я все еще в ожидании обещанного и до сих пор не полученного портрета*. И если я до сих пор еще не благодарил его, то это потому, что я слишком дорожу самым делом, чтобы удовольствоваться одним благим намерением.

На днях, вероятно, явился к вам с письмом от нас к вам и к Дашиньке французский литер<атор> граф Сюзор*, о котором вы, конечно, уже извещены были из здешних журналов. Я уверен, что он найдет в Москве не менее сочувствия, если не литературного, то, по крайней мере, христианского, ибо он поистине добрый и благородный человек.

Простите, любезнейший Н. В., еще раз благодарю вас от всей души. Сестру обнимаю. Скажите Николаю, что у меня два письма к нему из Брянска. Что с ними делать?

Ф. Т.

Любезнейший Николай Васильевич, я сильно запоздал поблагодарить вас за вашу любезную посылку, зато я не опоздал прочесть ваше произведение. Гораздо раньше, чем я получил ваши два экземпляра, мы уже прочли вашу драму-поэму*. Говорю мы, и это так и есть, ибо большинство лиц, с которыми мне пришлось говорить о ней, уже успели ознакомиться с нею. Князь Вяземский просит меня передать вам его благодарность и хвалебный отзыв. Ему, как и мне, очень понравилось ваше сочинение в целом, и более чем понравились отдельные места. Что касается до меня лично, — наиболее тронул и восхитил меня в вашем сочинении его язык. Вот, благодарение Богу, язык живой, язык, имеющий корни в родной почве. И это сразу чувствуется по его яркости, его благоуханию. Но именно эта-то бесспорная заслуга вашей поэмы, — печать народности, которою вы ее запечатлели, — и навлечет на вас ругань со стороны гнусной клики, состоящей из нескольких здешних журналистов, которые инстинктивно ненавидят все, что имеет вид и вкус народности. Дурное это семя, и если дать ему развиться, — оно принесет весьма печальные плоды.

Я слышал кое-какие толки о ваших обидах на приятеля Глинку* и пришел бы по этому поводу в должное негодование, если бы знал несколько точнее подробности предательства, которое он совершил по отношению к вам. Однако в вашем сочинении имеется безусловно немало ценного, чтобы ввести вора в искушение, — это я очень хорошо знаю.

При свидании с Чаадаевым скажите ему, пожалуйста, что я все еще в ожидании обещанного и до сих пор не полученного портрета*. И если я до сих пор еще не благодарил его, то это потому, что я слишком дорожу самым делом, чтобы удовольствоваться одним благим намерением.