Что касается до нас, у меня, конечно, есть известия, которые были бы для вас интересны. Но так трудно говорить, когда ты не рядом… Так что я откладываю подробности до нашей встречи. Толбухин все еще с нами. Он очень привязался к Анне, может быть, и она в конце концов почувствует к нему достаточно привязанности, чтобы решиться выйти за него замуж. Но эта минута еще не подошла*. Другие дети благополучны, и те, что в институте, и те, что дома. Мы наконец-то обрели гувернантку, которая нам очень нравится… Жена предполагает сама написать вам*. И потому мне остается только поцеловать ваши дорогие ручки.

St-P'etersbourg. Ce 13 avril 1847

Me voil`a donc enfin en possession, cher Monsieur Чадаев, du beau cadeau que votre amiti'e a bien voulu me faire. J’en ai 'et'e flatt'e et touch'e plus que je ne puis vous le dire. En effet, moi qui ne m’attendais qu’`a une modeste lithographie, je vous laisse `a penser avec quelle reconnaissante surprise j’ai recu quelque chose d’aussi compl`etement satisfaisant et d’aussi obligeamment personnel que le beau portrait* que vous m’avez envoy'e… Je suis, pour parler la langue du pays, comme un homme qui ne s’attendait qu’`a un simple Stanislas et qui se voit d'ecor'e d’une Ste-Anne au cou, en diamants… Encore une fois, agr'eez en mes plus sinc`eres remerciements. Le portrait est tr`es bien, tr`es ressemblant et d’une ressemblance qui fait grand honneur `a l’intelligence du peintre. Cette ressemblance est assez frappante pour m’avoir sugg'er'e la r'eflexion qu’il y a certains types humains qui sont comme les m'edailles de l’humanit'e: tant ils paraissent avoir 'et'e frapp'es avec soin et intelligence par le Grand Artiste et tant ils se distinguent du type ordinaire de la monnaie courante.

Votre portrait, cher Monsieur et ami, ne m’aurait rien laiss'e `a d'esirer, s’il avait pu me donner tous les renseignements que j’aimerais `a avoir sur vous, sur l’'etat actuel de votre sant'e, en un mot, sur tout ce qui a rapport `a votre personne physique et morale. Que serait-ce, si dans un de vos moments de loisir vous lui veniez en aide, et le mettiez `a m^eme de m’apprendre sur vous tout ce que me laisse ignorer son silence oblig'e… en d'epit de sa ressemblance.

Les derni`eres nouvelles que nous avons eues de vous, nous ont 'et'e, si je ne me trompe, apport'ees par Popoff* `a son retour de Moscou, et elles 'etaient loin d’^etre aussi satisfaisantes que je les eusse d'esir'ees… quant `a ce qui concerne votre sant'e… Est-ce que vous ne vous d'ecideriez donc pas d’entreprendre l’'et'e prochain quelque chose de plus 'efficace que tout ce que vous avez fait jusqu’`a pr'esent pour cet objet? Et pourquoi, par exemple, ne songeriez-vous pas s'erieusement `a essayer des eaux de l’Allemagne au retour de la belle saison, si tant est que la belle saison songe cette ann'ee `a revenir parmi nous?.. Je suis convaincu que dans la disposition de sant'e o`u vous ^etes, le voyage en lui-m^eme, c’est-`a-dire un d'eplacement physique et moral, serait d'ej`a un bon commencement de cure, et ferait peut-^etre `a lui seul tous les frais de la gu'erison… Pensez-y, cher Monsieur Чадаев, et faites un g'en'ereux effort dans l’int'er^et de la plus belle des causes, qui est celle de la sant'e.

Maintenant, apr`es vous avoir parl'e de l’essentiel, j’aimerais bien vous parler `a loisir de quelques-unes de nos pr'eoccupations litt'eraires et autres de l’hiver dernier, telles que les lettres de Gogol*, votre Сборник-monstre de Moscou*, etc.; mais, h'elas, on cause mal `a six cents verstes de distance, et quoiqu’on en dise la causerie 'epistolaire est une chose presque aussi fatigante qu’une partie d’'echecs par lettres… J’ai, d’ailleurs, l’espoir, que d’une mani`ere ou d’autre, nous nous verrons dans le courant de l’'et'e prochain, et c’est pourquoi je vous prie de consid'erer cette lettre comme le recu du beau cadeau que vous m’avez fait, bien plus que comme une expression tant soit peu compl`ete de l’amiti'e et de l’affection de votre tout d'evou'e T. Tutchef.

С.-Петербург. 13 апреля 1847

Наконец-то, любезный Чаадаев, в моих руках прекрасный подарок, вручаемый мне вашей дружбой. Я был польщен и тронут более, чем могу то выразить. В самом деле, я мог ждать только скромной литографии; судите же, с каким признательным удивлением я получил от вас прекрасный портрет*, столь удовлетворяющий всем желаниям и обращенный… столь обязательно именно ко мне… Говоря по-здешнему, я уподобился человеку, ожидавшему простого Станислава и вдруг увидевшему себя украшенным Анной на шее с бриллиантами… Еще раз примите выражения моей сердечнейшей благодарности. Портрет очень хорош, очень похож, и притом это сходство такого рода, что делает великую честь уму художника. Это поразительное сходство навело меня на мысль, что есть такие типы людей, которые словно медали среди человечества: настолько они кажутся делом рук и вдохновения Великого Художника и настолько отличаются от обычных образцов ходячей монеты.

Ваш портрет, любезнейший друг мой, вполне удовлетворил бы всем моим желаниям, если бы вдобавок мог сообщить мне сведения, которые я желал бы иметь о вас, — о теперешнем состоянии вашего здоровья и вообще обо всем, что имеет отношение к вашему телесному и духовному существу. Почему бы вам в один из свободных часов не прийти к нему на помощь и не дать мне возможность узнать о вас все, что скрыто от меня его вынужденным безмолвием… несмотря на все его сходство?

Последние известия о вас, если не ошибаюсь, были нам доставлены Поповым* при его возвращении в Москву и оказались далеко не так удовлетворительны, как я бы того желал, по крайней мере в отношении вашего здоровья… Не решитесь ли вы предпринять наступающим летом что-нибудь более существенное, нежели все, что делали до сих пор в этом направлении? Почему, например, серьезно не подумаете вы о том, чтобы с возвращением хорошей погоды испробовать немецкие воды, если только хорошая погода в этом году намерена возвратиться к нам?.. Я убежден, что при вашем состоянии здоровья путешествие, то есть просто перемена места и настроения, было бы добрым началом поправки и, может быть, само по себе послужило бы уже исцелением. Подумайте об этом, любезный Чаадаев, и сделайте мужественное усилие во имя лучшего из благ — здоровья.

Теперь, сказавши все существенное, я охотно поболтал бы с вами вволю о литературных и других наших занятиях прошедшей зимы, каковы «Переписка» Гоголя*, ваш огромный «Московский сборник»* и т. п., но увы! трудно беседовать на расстоянии шестьсот верст, и что бы там ни говорили, а письменная беседа утомляет почти так же, как партия в шахматы по переписке… К тому же у меня есть надежда, что так или иначе мы свидимся в продолжение этого лета, вот почему прошу вас смотреть на это письмо более как на свидетельство о получении сделанного вами прекрасного подарка, чем как на выражение, хотя бы и не полное, дружественных чувств и неизменной любви преданного вам Ф. Тютчева.

19 апреля 1847

Рукой Тютчева:

Любезнейшая маминька. Вы получите эти строки в горестный — несказанно грустный для нас день*. Я хотел, чтобы вы наверное знали, что в этот день я весь с вами духом, мыслью и молитвою. Да подкрепит вас Господь Бог и утешит… Чрезвычайно тяжела для меня ваша горесть. Но… слов для этого нет.