– Так вы не ответили – почему же вы так завидуете моему мужу?

– Потому, что он может видеть вас каждый день… И даже…

– Каждую ночь – вы это хотите сказать?

Лион не мог удержаться от улыбки.

– Да, именно это…

– А вам не кажется, что ваш вопрос звучит достаточно нескромно?

Он отрицательно помотал головой.

– Нет.

– Отчего же? – спросила Джастина, пытливо вглядываясь в его глаза.

– Но разве не вы несколькими минутами ранее сказали, что целиком и полностью доверяете вашему мужу, а ваш муж целиком и полностью доверяет вам?

– Разумеется… А разве может быть иначе между любящими людьми?

– Скажите, миссис… А ваш муж ревнив? Джастина улыбнулась.

– Никогда не задумывалась над этим…

– Он не изменяет вам?

Она сделала обиженное лицо.

– О, что за нетактичный вопрос!

– Простите меня, миссис, вы сами дали повод задать мне его…

– Вот как?

– Да.

– Почему, если не секрет?

– Вы согласились танцевать со мной в его отсутствие… Он, наверное, даже не знает, что теперь мы с вами вместе… После непродолжительной, но выразительной паузы Джастина произнесла:

– Однажды мой муж сказал – а это, кстати говоря, случилось не далее, чем несколько минут назад, – он сказал, что…

Лион, словно зная, о чем теперь будет говорить Джастина, покрепче обнял ее.

– Что же?

– Что танец – это своего рода близость… Пусть даже иллюзорная и мимолетная…

Лицо Лиона посерьезнело.

– И я с ним совершенно согласен.

– Вот как?

– Совершенно.

– Поэтому вы и задали мне последний вопрос?

– Об измене?

– Да.

– Потому и спросил…

– Честно говоря – не вижу никакой связи…

– Ну, если танец – это действительно своего рода близость, – произнес Лион, – стало быть, он… Ну, своего рода мимолетная и иллюзорная измена? Так сказать – измена под уменьшительным стеклом.

– Нет, вы действительно думаете так?

– Мне так кажется.

– Интересно…

– Не вижу ничего интересного, – парировал Лион. – Когда я в свое время, еще безусым юнцом – солдатом вермахта – пытался как-то, не помню уж по какому случаю, объяснить это своему фельдфебелю, он только хохотнул и сказал: «В мире существуют самки и самцы… И все. Каждый самец желает обладать самкой постоянно, самка – только в определенное время, для продолжения рода. Чем сильнее самец, тем настойчивее он в достижении своей цели, то есть в стремлении обладать как можно большим количеством самок, тем значительнее его успех». А меня прусский фельдфебель объявил гнусным отщепенцем, гнилым философом и декадентом – тогда в Германии это звучало ругательством…

– А какое же это имеет отношение к танцу? – поинтересовалась Джастина.

Беседа, завязавшаяся с такой легкостью, незаметно начала приобретать вязкость и двусмысленность – разумеется, это было своего рода игровым продолжением разговора, начавшегося за ужином, где Джастина и Лион как бы представляли друг другу иных людей но, в то же самое время – и самих себя, только в несколько ином ракурсе.

– Какое отношение это имеет… Ну, хотя бы к этому пленительному блюзу? – повторила свой вопрос Джастина и вопросительно посмотрела на мужа.

Тот едва заметно улыбнулся.

– Самое непосредственное.

– То есть…

– Ведь леди сама только что согласилась с утверждением, что танец – это близость?

– Ну, согласилась…

– Стало быть…

– Честно говоря – не вижу никакой связи…

– А зря… Если бы вы, леди…

Лион так и не успел договорить – мулатка взяла верхнюю ноту пронзительным сопрано, джаз-банд заиграл тутти, и музыка прервалась.

Доведя свою партнершу до столика, Лион галантно поклонился, осторожно шаркнул каблуком, и произнес:

– Благодарю вас… Вы доставили мне своим танцем ни с чем не сравнимое наслаждение…

Джастина, все еще выдерживая тон разговора, небрежно махнула рукой.

– Что вы! Это я должна вас благодарить…

После чего, как ни в чем ни бывало усевшись напротив, он вновь стал самим собою – Лионом Хартгеймом, мужем Джастины Хартгейм…

Джастина, с нескрываемой благодарностью посмотрев на супруга, произнесла с чувством:

– Спасибо…

Лион поднял на нее взгляд.

– За что?

– Спасибо тебе за все, мой любимый…

Он отвернулся.

И вновь Джастине показалось, что на глазах его блеснуло нечто, похожее на слезы…

А может быть, это действительно были слезы?

Джастине не хотелось думать об этом.

Протянув через стол руку (верх неприличия в Оксфорде, но теперь ей было глубоко наплевать на приличия), она произнесла виновато:

– Прости меня…

Лион ничего не ответил, и лишь слегка сжал ее руку в запястье.