– Вот как? А мне всегда казалось, что ты любишь танцевать…

– Времена меняются, а вместе с ними – и вкусы, и пристрастия, – нехотя произнес Лион. – То, что привлекало вчера, теперь не вызывает никаких эмоций… Что я могу с собой поделать?

Прищурившись, словно от яркого света (хотя свет в зале был приглушенный и отнюдь не яркий), Джастина спросила:

– Это относится и к людям?

– Отчасти.

– Значит, и ко мне?

Лион сделал обиженное лицо.

– Я этого не говорил…

– Но мне показалось…

– Я только сказал, что теперь, с возрастом, я иногда ощущаю себя несколько мудрее, что ли… Во всяком случае, теперь я не стал бы делать многого из того, что делал когда-то…

Она, состроив нарочито-сосредоточенную гримасу, поинтересовалась:

– И не женился бы на мне еще раз?

– А ты бы согласилась вторично на мое предложение? – неожиданно спросил он.

Она неопределенно пожала плечами.

– Разумеется… Если бы ты вновь сделал мне его… Так сделал бы? Признайся, Лион – ты ничуть не жалеешь о том, что мы вместе?

Он улыбнулся.

– Нет, нет… Что ты, Джастина, к чему ты спрашиваешь меня об этом?

Джастина отвернулась.

«И для чего это я его мучаю?

Почему так часто терзаю его глупыми и назойливыми вопросами?

Неужели я и сама не знаю, что он любит меня, что он верен мне…

Ведь знаю, что любит.

И – как любит!

Дай Бог каждой современной женщине быть так любимой своим мужем!»

Однако, следуя какому-то непонятному импульсу, она продолжала допытываться:

– Ты не ответил на мой вопрос…

Отодвинув тарелку, он произнес:

– Женился бы… И во второй, и в третий… И в сотый раз…

Она удовлетворенно помолчала, а затем спросила:

– Но ведь ты сказал, что разочарован…

– Я не говорил этого. Я сказал только, что ко многому из того, что раньше мне нравилось, я теперь испытываю лишь безразличие…

Наконец, словно вспомнив, что первоначально речь шла совсем о другом, она повторила:

– Так что – как насчет потанцевать?

Лион вздохнул.

– Я слишком стар для этого…

Тонкие изогнутые брови Джастины удивленно поползли вверх.

– Для чего?

– Для танцев, – последовал ответ.

– Как – ты действительно зачисляешь себя в старики? – неподдельно удивилась она.

Он передернул плечами.

– А кто же я еще? – он наклонил голову – в густых волосах его блеснула седина. – Да, дорогая моя, я уже стар… И не скрываю этого…

– Ну, во всяком случае, ты не такой глубокий старик, каким хочешь казаться…

– Но ведь и не молодой… – в тон Джастине ответил Лион.

Это скрытое, но упорное нежелание Лиона соглашаться с ней начинало понемногу злить Джастину.

А Лион все тем же ровным и бесстрастным голосом продолжал:

– Дорогая… Мне не может нравится то, чего я не понимаю…

– Это ты о чем?

– Успокойся – о танцах…

– Я и так спокойна, – сухо произнесла Джастина, сдерживая себя.

– Танец, что там ни говори – это прежде всего близость… И я понимаю джентльменское правило: если мужчина пришел в дансинг или в ресторан без дамы, и ему непременно захотелось потанцевать, он, подойдя к мужчине с женщиной, прежде всего спрашивает у кавалера, не против ли тот, если он пригласит на танец его даму… Так сказать – не против ли близости – пусть даже и мимолетной, призрачной – с его женщиной…

– Ты рассуждаешь, как фельдфебель, – нахмурившись, произнесла Джастина и после непродолжительной паузы тут же добавила: – как прусский фельдфебель.

Несомненно, Лион понял колкость супруги и ее скрытый смысл, однако ничуть не обиделся.

– Знаешь, – произнес он, – когда в сорок третьем году я сказал примерно то же самое в казарме, наш взводный – кстати, в отличие от меня, самый настоящий прусский фельдфебель – поднял меня на смех. Он сказал, что я рассуждаю, как гнилой философ…

– Короче, – категорично сказала Джастина, – короче, как я поняла, ты отказываешь мне…

– В чем же?

– В приглашении на танец.