Шрифт:
Фредди пристально смотрел на нее.
– Известно, что их убили ирландские «ультра», – произнес он.
Джастине показалось, что фраза эта была произнесена Фредди Кроуфордом таким тоном, будто бы она лично имеет какое-то отношение к этой трагедии.
Да, она ирландка, и ее отец с гордостью носил фамилию О'Нил…
И Дрохеда, между прочим, названа так в честь одноименного ирландского города.
Она ирландка, она родилась ирландкой – пусть и не в стране, герб которой – золотая лира на зеленом поле, [4] а в австралийской Дрохеде…
4
Старинный герб Ирландии (прим. Переводчика)
Но почему же она должна отвечать за террористов ИРА только потому, что и они – ирландцы?
Тот же Лион Хартгейм – немец, он даже служил в вермахте, но глупо было бы обвинять его в пособничестве нацистам…
А Фредди все так же пристально, не отрываясь, смотрел на нее…
И почему он так на нее смотрит?
Он что – подозревает ее в чем-то… В чем-то таком, нехорошем?
Нет, неужели он действительно ее в чем-то подозревает?
Отведя взгляд, Джастина только и смогла, что распорядиться:
– Сегодня занятий не будет… Завтра – тоже… Все свободны… О начале репетиций я сообщу каждому из вас по телефону…
И студийцы тихо, один за другим, стали покидать театральный репетиторий… Последним вышел Фредди.
– Всего хорошего, миссис О'Нил, – произнес он и аккуратно затворил за собой дверь…
Джастина, едва дойдя до своего дома, поднялась в спальню и в полном изнеможении рухнула на кровать.
Ее плечи сотрясали беззвучные рыдания.
Потом она неожиданно заснула тяжелым, свинцовым сном, без сновидений.
Сколько она так пролежала – час, два, десять часов?
Во всяком случае, когда она с тяжелой головой и с солоноватым привкусом на губах проснулась, в спальне уже царил полумрак.
Приподняв голову, она убедилась, что окна не зашторены – в окно спальни смотрела кроваво-ржавая луна – та самая, которая так напугала ее вчера вечером.
Джастина, хотя и не была суеверна, еще вчера вечером подумала, что такая луна – дурной знак.
Она перевернулась на бок и тут же увидела перед собой лицо Лиона.
Немигающие глаза, густые волосы, ниспадающие на лоб… В глазах отражались зеленые электрические искорки – это от ночника, стоявшего на тумбочке.
– Ты спишь? – спросил Лион.
Лион, и особенно – его взгляд сразу же успокоили Джастину, придали ей уверенности.
Она приподнялась на локте и привычным жестом поправила прическу…
Встал и Лион.
– Уже проснулась…
Подойдя к жене, он уселся рядом и, обняв ее за плечи, спросил:
– Что случилось?
– Двое моих студийцев погибло, – произнесла она и отвернулась.
Как ни странно, однако Лион не высказал большого удивления.
– Погибли? – спросил он каким-то обыденным, как показалось Джастине тоном, будто бы известия о гибели людей ему приходилось выслушивать едва ли не каждый день и они уже перестали волновать его.
Может быть, это и есть та самая мудрость, что приходит с возрастом – ведь о ней, кажется, говорил Лион давеча?
Мудрость?
Или равнодушие…
Джастина прошептала:
– Погибли…
– Наверное – автомобильная катастрофа? – осведомился Лион.
Она мотнула головой.
– Нет.
– А что же?
Отрешенно глядя в какую-то одной ей известную пространственную точку перед собой, Джастина едва слышно произнесла:
– Катастрофа, но не автомобильная…
– Так что же случилось?
Теперь его голос прозвучал более настороженно и напряженно.
– Их убили…
– Убили?
– Да.
– И кто их убил?
О, как убийственны эти односложные вопросы и однозначные ответы!
Это просто невыносимо…
И почему, почему он спрашивает ее обо всем этом именно теперь?
Разве он сам не понимает, разве он не может почувствовать, как ей тяжело?
Джастина, превозмогая себя, коротко рассказала обо всем, что произошло.
– Вроде бы тот взрыв был устроен боевиками из ИРА, – сказала она. – Скорее всего, так оно и есть… Наверняка они…