–  Хуже ей не становится, - неожиданно для самого себя вспылил Маколи. Крапинка удивленно поднял брови, но счел за благо промолчать.

Они вышли.

–  Вот где я поселюсь, - Крапинка указал на первый ряд бараков.
– Крайняя комната с той стороны.

–  Не нам чета, - подковырнул его Маколи.

Крапинка сперва не понял. Потом сообразил, как отличается новое здание от старого, где жил Маколи, и засмеялся.

–  Достойная, выходит, я персона, - с шутливой важностью согласился он.
– Там на кухне эта крошка… заприметил?

Маколи равнодушно глянул в блестящие смородинки его глаз.

–  Видел, - коротко ответил он,

–  А видел бы ты, как она на меня смотрела, - ухмыльнулся Крапинка.
– Я прямо сомлел. Приглашение к танцу - вот как это называется, - он ухмыльнулся еще шире, - если только мне не изменяет память. Ну-ну, подумал я, уж заготовлю я тебе сюрпризик.
– Он засмеялся.

–  Старый ты козел и больше никто, - сказал Маколи, скрывая за шутливым безразличием досаду.

–  Ну-с, я должен переодеться к ужину, милорд, - Крапинка поклонился и отбыл.

Этой ночью Маколи долго не мог уснуть. На рассвете его разбудил кашель Пострела. Щурясь спросонок, он увидел, как, надрываясь от кашля, колотится под одеялом худенькое тельце ребенка. Маколи вскочил и наклонился, вглядываясь: девочка задыхалась, ее лицо судорожно подергивалось, ноздри раздувались. Затем он перевернул ее на бок и приступ прошел; жалобно постанывая и вздрагивая всем телом, она мало-помалу затихла. Он дотронулся до ее пылающего лба. Она дышала со свистом, в груди хрипело.

Запустив руки в волосы, он присел на кровать. Сознание своей беспомощности приводило его в ярость. Чем больше убеждался он в собственном бессилии, тем отчаяннее противился. Он не хотел, он не мог покориться, все в нем восставало против этого.

Утро тянулось бесконечно долго. К обеду ветер угнал тучи, приятно было вновь увидеть солнце, но тепла оно не принесло, лишь прояснилось все кругом. Небо стало синим и ослепительно чистым, как новенький жестяной котелок.

К вечеру, когда уже начинало холодать, показались двое верховых - Уигли и Дрейтон. Спешившись, они вошли в сарай для стрижки. Оттуда, снова сев на лошадей, направились к первому ряду бараков, затем повернули в сторону, обогнули кухню. Маколи стоял на пороге, прислонившись к притолоке и покуривая. Когда они подъехали к нему, он кивнул.

–  Все в порядке?
– бросил Уигли.

Это был коренастый человек в бриджах для верховой езды, спортивной куртке цвета хаки и в серой мягкой шляпе с загнутыми вниз полями. На румяном лице с ястребиным носом поблескивали льдисто-синие щелочки глаз, окруженных сетью тоненьких морщинок. Глаза смотрели жестко, но не зло. Маколи обратил внимание, что Дрейтон держится уже совсем не по-хозяйски.

Уигли глянул в комнату, потом на Маколи.

–  У тебя тут, кажется, больная дочка. Как она?

–  Пока не очень хорошо, - уклончиво сказал Маколи.
– Но я ее приведу в норму.

–  Что с ней?

–  Не знаю… какая-то простуда прицепилась.

–  Судя по тому, что рассказал мне Дрейтон, это похоже на грипп.
– Все реплики Уигли звучали сурово, из-за суровости взгляда, резкой и самоуверенной манеры говорить.
– На той неделе мы начнем стрижку, понимаешь, и мне не нужно никаких помех.

–  А какие могут быть помехи?

–  Болезнь, - отрезал Уигли.
– Я не хочу, чтоб у меня тут начался грипп. Перезаразят друг друга, расхвораются, работать некому. Мне эта волынка ни к чему.

–  Я ее вылечу к этому времени, - буркнул Маколи.

–  Мне очень жаль, - сказал Уигли, решительно покачав головой, - но оставить тебя здесь я не могу. Я рисковать не собираюсь. Ты ведь сам прекрасно знаешь, что такое стригали, узнают, что тут грипп, подымут шум, и их сюда уж не заманишь. А осуждать их нельзя. Какое я имею право тащить людей туда, где есть больной, и подвергать их опасности. На их месте ты и сам навряд ли стал бы рисковать.

–  Она поправится, - не уступал Маколи.

–  Поправится, не поправится, грипп - заразная болеань. я не хочу идти на риск. Тебе придется уехать.
– Он спрыгнул с лошади.
– Где ребенок?

Маколи посторонился, и Уигли вошел в комнату. Наклонившись над кроватью, он начал осматривать девочку. Маколи наблюдал за ним с порога, как вдруг его окликнул Дрейтон. Он обернулся и увидел, что Дрейтон протягивает ему письмо.

–  Вот, только что вспомнил, - сказал Дрейтон, глядя, как всегда, сочувственно и озабоченно.

Маколи взял письмо, и глаза его вдруг распахнулись, потом сузились. Старый адрес был написан почерком жены. Больше он ничего не успел разглядеть. По половицам застучали шаги Уигли. Багровое, как свекла, лицо грозно придвинулось к самому лицу Маколи.