— А зачем собирать? — ответил Чапичев. — Сам всех обойду. Так даже лучше, и знакомство будет прочнее.

— Ну-ну. Вон там в перелеске стоят минометчики. Можете начать с них. Связной вас проводит.

…Возле миномета находился весь расчет: один солдат лежал в окопе, наблюдая за противником, остальные чистили мины, автоматы.

Младший сержант Пронин по всей форме представился Чапичеву и доложил, что после ночного боя расчет занимается чисткой оружия.

— Хотели утром, да немец помешал, — добавил Пронин.

— Хорошо, продолжайте, — поздоровавшись, сказал Чапичев. — А то как бы снова фашисты не помешали. Не дают они вам отдохнуть.

— И мы перед ними в долгу не остаемся, — с подчеркнутой гордостью ответил Пронин.

— Да уж пора бы научиться, — с нарочитой строгостью заметил Чапичев. — Нужно, чтобы они там не знали покоя ни днем ни ночью.

— Стараемся. А вы к нам надолго?

— Побуду. А что?

— Ну, значит, убедитесь сами, что мы недаром едим солдатский хлеб.

Постепенно завязался непринужденный разговор. И вдруг, посмотрев вдаль траншеи, Пронин таинственно прошептал:

— Ребята, подтянись! Главком идет!

Солдаты быстро начали отряхиваться, прихорашиваться.

Чапичев выжидал, стараясь понять, что все это значит. Потом почувствовал, что здесь кроется какая-то шутка.

Через минуту из-за поворота траншеи появилась ладная, улыбающаяся девушка-санинструктор. Увидев старшего по званию, она, как положено, доложила о себе и тут же обратилась к минометчикам:

— Ну, здравствуйте, мои замарашки, — певуче и нежно заговорила она звонким голосом. — Отчего же это вы сегодня опять такие черненькие?

— Зато он, — Пронин кивнул на миномет, — блестит как самовар!

— А вы не очень-то начищайте, — серьезно погрозила пальчиком девушка. — У немцев теперь бинокли вон какие мощные: заметят блеск вашего самовара — шарахнут изо всех орудий. — И вдруг сурово добавила: — Слышала, как вы тут всю ночь громыхали. И чего, думаю, людям не спится!

— Так тэ не мы ствол миномета драялы, — не спеша заговорил медлительный солдат-украинец с забинтованной от локтя до плеча левой рукой. — Заодно и окопы немцам почистыли, ось, на бинокль, подывись, дэ вона учорашня огневая точка. Нэма? То те ж!

— Нэ-ма! — передразнила девушка. — А ты, Грицко, чего не в госпитале?

— Мой фриц еще пасэться в табуни, — все так же не спеша отвечал солдат, — от знайду ему бугорок повеселите, та кол подлиныпе, тогда и пиду в госпиталь.

— Досидишься до гангрены! — уже начала сердиться девушка.

— Люба, так же нельзя! — с напускной серьезностью заметил пожилой угрюмоватый солдат с двумя нашивками за ранения на гимнастерке и медалью «За отвагу». — Парень целое утро готовил тебе нежные слова, а ты ему такое, что и не выговоришь! Гангрену какую-то выдумала.

Но Люба не приняла шутки.

— А котелки?! — воскликнула она с ужасом. — Неужели вы из них будете есть?

Каждый молча посмотрел на котелки, лежавшие как попало на дне окопа.

Солдат-украинец почесал затылок и, глядя девушке в глаза, совершенно серьезно ответил:

— Учору дюже жирный борщ був, жалко сало смывать.

— Ладно уж, вымою. А ты немедленно собирайся! — сказала Люба раненому. — Товарищ капитан, прикажите ему отправляться в санчасть! — обратилась она за помощью к Чапичеву.

В это время над самой головой завыла мина.

— Одурел фриц! — зло крикнул Пронин. — Сам себе могилу роет.

Вторая мина разорвалась метрах в десяти позади окопов. Третья еще ближе.

— Прицельно бьют! — кивнул солдатам, ухватившимся за миномет, Пронин.

Все быстро перебежали по траншее вправо. А на прежнем месте, там, где стоял миномет, разорвалась очередная вражеская мина. Когда взметнувшийся фонтан сухой земли опустился комьями и мелкой дымящейся пылью на землю, солдаты быстро вернули свой миномет на прежнее место. Люба, протащив за руку раненого, уселась на дне воронки и стала перевязывать его.

Теперь мина разорвалась справа, недалеко от того места, где только что прятался расчет.

«Молодцы, научились воевать», — с удовлетворением подумал Чапичев и стал помогать санинструктору делать перевязку.

— Вы разве медик? — видя, что капитан помогает ей довольно умело, спросила Люба.

— Завязывайте снова! — заметив посинение вокруг раны, строго сказал Чапичев. — И немедленно в санчасть! — Затем, перехватив правую руку растерявшегося бойца, Яков крепко пожал ее и уже по-дружески добавил: — Не бойтесь, через недельку-другую вернетесь к своему самовару. Мы еще вместе фрицев угощать будем.