Вошел хозяин. Безукоризненная крупноклетчатая тройка, башмаки; в зубах хорошо уравновешенный «Бриар»…

— Работаешь? — спросил Малянов.

— Как всегда, — сорванным тонким голосом ответил хозяин.

— Ну, я ненадолго.

— Конечно. Кофе?

— Подожди, — сказал Малянов. — А впрочем, давай.

Малянов сидел на кухне, исполненной в стиле «А ля рюс» и наблюдал за хозяином, который колдовал с кофейным оборудованием.

— Я сделаю по-венски.

— Валяй, — отозвался Малянов. — Сливки есть?

Хозяин не ответил. Малянов смотрел, как под тонкой клетчатой тканью энергично работают лопатки хозяина.

— Слушай, Вечеровский! Тебе когда-нибудь мешали работать?

Лопатки на мгновение застыли.

— В каком смысле?

— Ну, к примеру, ты возишься с какой-нибудь там своей ревертазой, а тебе говорят: сворачивай к черту тему, а не то… как мошку…

— Кто говорит? — осведомился Вечеровский.

— Н-ну… кто-то… Собственно не в этом дело…

— А в чем?

— Слушай, а ты Снегового знал?

— Какого Снегового? А Пе?

— Ну да, физика, он у меня внизу жил, ты у меня сам по телефону спрашивал!

— Ах этот! Нет, старичок, как ни странно, нет. Мне его какая-то работа по статистике была нужна, а в библиотеке не было…

— Он застрелился.

Раздался мелодичный звон.

— Прости… — сказал Вечеровский и элегантно снял трубку с ониксового аппарата стоимостью этак в тысячи полторы франков…

— Это тебя, — сказал Вечеровский, протягивая трубку Малянову.

Малянов проглотил слюну и нерешительно протянул руку к трубке…

Белая тридцать вторая «Волга» с белыми «мишленовскими» шинами на магниевых литых дисках, нашпигованная изнутри синтезаторами, магнитофонами, антирадарами и еще черт знает чем, подкатила к маляновскому дому.

— А как велосипед? — забеспокоился Малянов.

— Он что, тебе нужен? Пусть пока в багажнике.

Вечеровский ловко набрал на панели синтезатора какую-то комбинацию, и из-под капота раздалось громкое лошадиное ржание…

— Ты что, рехнулся?! Совсем оборзел? — подскочил Малянов.

— Еще не вечер… Это я в Андорре купил. Слушай, а что там у тебя в окне?

Малянов посмотрел наверх. Окно светилось неестественно ярким светом, словно в комнате был установлен дуговой прожектор, каким пограничники освещают море…

— Фил… — сказал Малянов, щурясь от яркого света. — Я хотел бы тебе кое-что сказать… Видишь ли… Я влип в очень странную историю…

— Это и так ясно, — сказал Вечеровский. — И что ты мне предлагаешь? Не ходить сейчас с тобой? Я правильно тебя понял?

Малянов и Вечеровский сидели в полумраке вокруг журнального столика с остатками экзотических яств, ели, закусывали, изредка прихлебывали алкоголь, смешанный с «джусами» и смотрели телевизор. Приволоченный из прихожей телевизор нелепо торчал посередине комнаты. Помалкивали. Мальчик сидел на тахте, смотрел телевизор и тоже помалкивал. Помалкивал и телевизор… В его мерцающем окошке беззвучно возникали изможденные люди со скорбными лицами. Люди что-то раскапывали, переносили, вытаскивали. Вокруг расстилалось бескрайнее холмистое плато. То там, то здесь можно было видеть глубокие ямы и горы не то истлевших тряпок, не то больших свертков из этих тряпок… Люди ходили медленно, печально, и никто не улыбался. Сосредоточенность, неотвратимость, опустошение… Странная и какая-то жуткая работа…

Малянов, скосив глаза на телевизор, поднес полную рюмку ко рту, залпом выпил. Схватил толстенный бутерброд с семгой и начал с остервенением его поедать.

— Митька трус! — произнес вдруг мальчик отчетливо и впился зубами в мягкую шоколадную плитку.

— Забавно, — сказал Вечеровский — Ты не находишь, что в этом что-то есть?

— Почему это я трус? — оживился Малянов. — Зачем ты меня обижаешь?

— Я тебя не обижаю, — возразил мальчик, разглядывая Малянова, как некое редкостное животное. — Просто трусость, несомненно, один из самых страшных пороков…

— Нет, философ, я тебе возражаю, это самый страшный порок… — Вечеровский встал и зажег свет.

— Опять Федор Михайлович? — иронично спросил Малянов.

— Да нет… Другой кто-то… Вернемся к нашим баранам, если они тебя интересуют, конечно… — предложил Вечеровский, скользя взглядом по стеллажам.

— Ну, в общем, этот рыжий объяснил приблизительно так. — Малянов с опаской поглядел на мальчика. — Дело здесь в локальном нарушении статистических закономерностей… Причины этих нарушений, как выразилась эта образина, во мне, то есть в моей работе, поскольку моя, видишь ли, высоконаучная работа выбивается за некий общий уровень и представляет определенную опасность.