– Я не люблю этих, которые с юга. Я своих люблю, русских. Ну, там хохлов еще или белорусов, так то все свои, – сказала беззаботно Нинка, хотя над этим вопросом до сего времени не задумывалась.

– А! Все они на одну колодку. Приличные мужики сюда не ходят, здесь ведь так – подрыгаться только. Но не в том дело. Ты если перепихнешься с кем, то сразу в ночной профилакторий беги, чтоб тебя промыли да продули. Сейчас в Москве всякой заразы располным-полно. Сифилистон, трепак бродит.

– А где он, профилакторий? – спросила Нинка, разом испугавшись.

– А ты не тутошняя, что ли? Издаля приехала?

– Да нет, тутошняя, а профилактория не знаю.

– Целка, да? – захохотала Надя.

– Да нет. Не знаю, да и все.

Надя терпеливо и деловито объяснила, что профилакторий находится в Измайлове, доехать можно на метро. Не очень хорошо то, что в профилактории спрашивают паспорт, но если расплакаться и разжалобить дежурного фельдшера, а еще лучше – сунуть червонец, то все процедуры проделают и так. Но сделать это надо обязательно, лучше сразу или в первый же день, потому что трепак и сифон гуляют по Москве со страшной силой, все девчонки с танцулек, считай, уже погорели.

Нинка испугалась. Про страшные венерические заболевания она такого наслушалась в лагерях, что при одном воспоминании дрожь до пяток пробирала.

– Так что, все парни, что здесь, с какой-нибудь заразой?

– Ну уж, ты скажешь! – грубо засмеялась Надя. – Не все, конечно, но в профилакторий беги после всякого. Ой! – Надя даже подпрыгнула. – Белый танец объявили, бежим!

Бежать Нинка не стала, неторопливо допила бутылку, забросила ее в кусты, аккуратно повесила стакан на сучок и пошла к танцплощадке, которая сияла огнями в темноте наступившей ночи. Она решила, что станцует последний танец и пойдет домой. И больше никогда на танцы ходить не будет, потому что вышла уже из этого возраста и никакого удовольствия эти детские развлечения ей не доставляют.

По первому отделению она уже знала, что белый танец будут повторять дважды и потому можно было не торопиться, выбрать себе такого кавалера, который по сердцу.

Она поднялась по ступенькам на площадку и приняла в сторону, в группу тех парней, которые, не приглашенные сразу, ревниво тосковали в сторонке и каждый делал вид, что ему на это обстоятельство совершенно наплевать, что он ничем и не огорчен, он и сам не желает танцевать с кем угодно по первому приглашению.

Партнера своего она увидела сразу. В очках, немного сутуловатый, с растерянной улыбкой и полной убежденностью на лице в том, что его никогда и никто не пригласит.

– Разрешите, – внятно проговорила Нинка, остановившись перед ним, и чуть поклонилась даже.

– Да, да, – заторопился очкарик, подхватил Нинку под руку и повел к площадке.

Вразрез с общими правилами, он обнял ее за талию, сказав при этом:

– Знаете, я в целом танцор очень плохой. Нинка сразу разглядела, что он совсем уж не такой скромняга, как представляется, но, скорее всего, тоже не москвич, и у него метод подхода к девушкам другой, осторожный и завлекающий, провинциальный, одним словом.

– Как получится, так и станцуем, – засмеялась Нинка. – Вы не москвич?

– Я из Ростова-на-Дону. Здесь в институте учусь. Во ВГИКе. Полгода только и проводил, что в аудиториях, в кинозалах наших учебных и в общаге зубрежкой занимался. Совсем окосел, вот и решил немного встряхнуться.

– Во ВГИКе? – не удержалась Нинка от почтительного и недоверчивого вопроса. – В институте кино, да?

– Во Всесоюзном институте кинематографии, – тщеславно и серьезно поправил очкарик.

Она уже давно наслышалась, что институт кинематографии, то есть ВГИК, является в Москве одним из самых-самых популярных, престижных и желанных. Так же, как еще институт международных отношений, а потом – Бауманский и университет. Про сумасшедшие конкурсы, по две тысячи человек на место, при поступлении во ВГИК рассказывали просто легенды. Особенно, конечно, на актерский факультет. И странно, что этот очкарик прошел такой конкурс. Впрочем, по Москве бродили тучи фальшивых вгиковцев, скорее всего, это враки, решила Нинка, цену себе очкарик набивает. И сказала легко:

– А я учусь в институте иностранных языков.

– Да? – радостно обрадовался парень. – На каком отделении?

Тут она сообразила, что если сказать про английское или французское, то этот явный зубрилка-очкарик может легко проверить, залопочет сам по-английски, и вранье ее тут же разоблачится.

– Бундустанский язык, – отважно ляпнула Нинка.

– Да? Княжества Бундустан?

– Ага. Нас всего пять человек.

– Ну, уникум! А скажите что-нибудь по-бундустански.

Нинка не стала ломаться и тут же заверещала птичкой:

– Хильди-и-и-и-о, селя-гулил-пуси-бум!

– А что это значит? – почтительно спросил он.

– Сегодня хороший вечер, – бестрепетно перевела Нинка свою абракадабру. – Ты же не сказал, как тебя зовут.

– Владик. То есть Владислав Николаевский. Сценарный факультет.

– Нина, – ответила она, повыше охватила его за плечи и прижалась к нему грудью.

Оркестр прекратил играть, и они оторвались друг от друга. Нинка снизу вверх глянула на своего партнера и засмеялась.

– У тебя очки запотели.