Бульба Наталья В.
Шрифт:
— Расслабься и постарайся не двигаться.
Понаблюдав за тем, насколько неудачной оказалась моя попытка последовать хотя бы части его рекомендаций, он весьма многозначительно хмыкнул. Заслужив мелькнувшую в моей голове злорадную мысль о том, что во время занятий я ему это еще припомню. А когда мне это не удалось и во второй раз, он резко поднял меня, подхватив под мышки, и бросил в ближайшее кресло.
Я еще не успел зашипеть от накатившего звона в ушах, а по моему телу уже скользила вымораживающая все своей свежестью волна. И это было так ослепительно приятно, что ради того, чтобы испытать подобное облегчение — стоило напиться до невменяемого состояния.
Еще несколько секунд я позволял себе наслаждаться легким покалыванием чужой магии, чувствуя не только радость от ощущения тела сильным и свободным, но и благодарность к даймону, оказавшемуся и хорошим слушателем и вполне неплохим целителем.
— Ты постарайся в ближайшие день-два не пить. Только зря драгоценный напиток переведешь.
Я, отвечая открытой улыбкой на насмешку в его глазах, кивнул головой.
— Боюсь, Правитель Д'Тар еще не скоро позволит мне приблизиться к своим подвалам.
— Он настолько мелочный? — И опять во взгляде легкое ехидство.
Похоже, моему родственнику ничего человеческое не чуждо. Или… с кем поведешься?
— Да нет, он не любит, когда спиваются малолетние.
После такого заявления нам ничего не оставалось, как дружненько так заржать.
На фоне тысяч лет за спиной Элильяра, да и самого Сармата, я действительно выглядел малолетним сосунков. Впрочем, мысль о том, что не возрастом единым…. посещала меня уже не один раз. Вызывая два совершенно разных ощущения: благоговение перед их опытом и тревогу за собственное самолюбие. Однако, сейчас речь не шла ни о том, ни о другом.
И каким бы непринужденным не казался его смех со стороны, я уже был в состоянии заметить отголоски тревоги в глубине его глаз. И, насколько бы неожиданным это не виделось — это была та боль, что он разделил со мной.
Я рассказал ему многое о нашей жизни. И о той, на Земле, когда мама весьма безуспешно пыталась отгородить меня от тревог, что жили в ее душе. От тех надежд и разочарований, что сопровождали ее в жизни, о той, первой любви, заставившей ее душу покрыться корочкой льда и застыть, больше не веря в то, что в ее сердце сможет расцвести еще один цветок счастья.
О том, как то ли случайность, то ли чужая воля свела в одном месте ее и принца Олейора. Свела, чтобы сплести вместе, чтобы заставить две души прорасти друг в друга, беря и давая, делая сильными и беззащитными. И о той ночи, когда наследник в неосознаваемом бреду, согревая, держал мамину ладонь в своих, пытаясь вернуть ее душу из той бездны, куда отправила ее Сфера Хаоса. О своих младших сестренке и братишке, для которых вероятность еще раз увидеть свою мать теперь, когда я знал истинную цель Асии, стремительно неслась к невозможному.
Я рассказывал ему, а он — слушал. Позволяя мне замолкать, сглатывая встающий в горле комок, подливая мне в бокал вина, когда это становилось единственным, что могло помочь мне избежать готовых ринуться потоком слез. С недоверием и восхищением смотря на меня, когда я упомянул о бое мамы и Ярангира.
И опустил ресницы, пряча от меня взгляд, когда сдерживая рвущийся из груди стон, я подошел к предательству Жрицы. Тому самому, из-за которого самый дорогой для меня человек сейчас находился в непосредственной близости к Правителю Дарианы. По странной прихоти судьбы напоминая ему ушедшую в Пустоту Единственную.
И лишь в самом конце, когда мой рассудок почти потонул в дурманящем море вина, поразительно трезвым голосом уточнил:
— Чего ты хочешь?
И услышав в ответ: «Чтобы она вернулась ко мне», - с застывшей вместо лица маской, кивнул головой.
Правда, в тех обрывках воспоминаний, которые у меня остались после этой ночи, понять, чтобы это значило, мне было сложно. Да и не хотелось.
Но я был рад, что вместо того, чтобы напиваться в одиночестве потерявшей тепло комнаты, нелегкая занесла меня именно сюда. И не только потому, что в страдающем от похмелья утре не было толкавшей на необдуманные поступки невыносимой тоски, но и потому, что вместо тоненькой паутинки, связывавшей меня с Саркатом, эта ночь выстроила между нами широкий и надежный мост.
Я — доверился, а он — принял мое доверие.
— Сегодня вечером мы начнем твое обучение. — Вместо благодарности за все, что он сделал, сказал я поднимаясь.
Впрочем, это и была благодарность. И он это понимал не хуже меня.
— И ты будешь способен на этот подвиг? — Уточнил он с той же насмешкой, которой радовал меня уже не первый раз за те полчаса, что прошли с момента моего героического пробуждения.
Вместо ответа, я лишь на мгновение прикрыл глаза. А когда открыл их, то оказался впечатанным в ближайшую стену, хоть и продолжая нагло улыбаться.