— Гадриэль, ты не даешь Лайсе возможности выбора. — Глаза Олейора с напряжением следили за тем, как меняется выражение лица нашего друга, как слетает с его губ невесомая улыбка, сводя их в жесткой сосредоточенности, как темнее становится взгляд. — Она не знает этого мира, она не знает других мужчин, которые могли бы претендовать на ее внимание, она слишком юна, чтобы принимать решение, изменить которого она не сможет.

— Мой принц, это наше решение.

В отличие от нас всех, она была совершенно спокойна. Ее лицо озарял мягкий свет, ее пальцы, когда она встала рядом с Лордом, с уверенностью и доверием легли в раскрытую ладонь Гадриэля.

— Лайсе, за этим лесом живут драконы, демоны, эльфы, оборотни, люди. Там города, там бурлит жизнь, которая тебе совершенно не знакома, там благосклонности красивых дам добиваются не только красивыми речами, но и обнаженными клинками. Там есть то, чего ты лишена. И если я позволю ему сейчас надеть на твой палец его родовой перстень, ответственность за все, что вас свяжет я возьму на себя.

— Тебе не придется пожалеть об этом. — Голос Гадриэля был хрипл и напряжен.

Взгляды двоих, каждый из которых был для меня по-своему дорог, сошлись в жестоком поединке. И как бы я не хотела, я не имела права вмешиваться в то, что каждый из них должен был принять для себя.

Но, похоже, ни один из них уступить не готов. И, возможно, именно это противостояние и натолкнуло меня на мысль, которая пусть и казалась неожиданной, но решала едва ли не все проблемы.

— Лайсе, Гадриэль, я прошу нас извинить, но мне необходимо переговорить с моим мужем. — И видя, как светлеет взгляд нашего черноволосого кошмара, я понимаю, какие именно надежды он возлагает на меня. — Олейор, ты не окажешь мне честь, проводить меня из гостиной?

Он еще мгновение смотрит в глаза своего начальника разведки, который за последние недели уже успел преодолеть все границы терпения моего мужа и, молча кивнув, выходит из зала, приоткрыв мне дверь и пропустив вперед.

Полог тишины опустился прежде, чем исчез силуэт моего должника, который до последнего мгновения не сводил с меня своих глаз, подбадривая лукавством, которое демонятами выплясывало в них.

— Говори.

— Ты только не рычи сразу, дай мне высказать свою мысль до конца.

Не знаю, что на него подействовало: насмешка, что играла на моих губах или прикосновение этих самых губ к его коже, но он, пусть и не расслабляется совсем, так хотя бы не демонстрирует клыки.

— Рядом с тобой я готов рычать лишь от удовольствия.

— Вот об этом и помни, когда находишься рядом. Сколько Лайсе лет?

Он задумывается лишь на краткий миг и спокойно отвечает. Еще не догадываясь о том, что я хочу сказать, но уже осознавая, что выход, который я собираюсь предложить, будет учитывать интересы всех.

— По ее словам — двадцать. По моим ощущениям — тоже.

— Ты чувствуешь в ней эльфийскую кровь?

— Безусловно. И не только я. Валиэль не усомнился в том, что ее мать светлая эльфийка. Да и ее няня подтверждает эти слова.

— Но ее родственники по матери не признали ее. Какими бы не были причины этого. Ее отец не принадлежит этому миру и не присягал ни одному из правителей.

— Ты предлагаешь…

Насколько приятно видеть его лицо, когда оно не стянуто напряжением или не удручает своей бесстрастностью.

— Именно. Я предлагаю тебе стать ее опекуном до тех пор, пока она не получит законных прав иным способом. А я признаю твое право на опекунство. И тогда, как бы судьба не повернулась, у нее появится шанс выйти из этого леса. — И добавляю, привнося политическую подоплеку, но лишь для того, чтобы моя личная заинтересованность в этом не столь бросалась в глаза: должно же сбыться мое мрачное предсказание. — Не думаю, что Элильяр не обрадуется такому повороту событий — к Магу Равновесия добавится единственный менталист на Лилее. Да и Гадриэля это немного отрезвит.

— И не только отрезвит. Это его привяжет ко мне. Ты не опасаешься того, что он неправильно поймет мое решение?

— Наше решение, Олейор. Наше. И, мне кажется, он поймет, что помолвка, заключенная под твоей опекой, для Лайсе даст значительно больше, чем мог дать он один.

— Знаешь, Лера. А ведь я должен извиниться перед тобой. — И он крепко прижимает меня к себе, зарываясь лицом в мои волосы. А у меня, на мгновение, сбивается дыхание: сколько бы лет не прошло, а каждое его прикосновение, аромат его тела вызывают у меня волнение и трепет. — У меня мелькнула похожая мысль еще тогда, когда она заикнулась, что уже готова была покинуть этот дом, но я не был уверен, что ты согласишься с моим предложением.

— Мне остается только этому радоваться. — Недоумение в его взгляде заставляет меня закончить с насмешкой. — Я все еще могу тебя удивлять. Разве это плохо?

Не знаю, насколько бы затянулся этот поцелуй и чем бы он мог закончиться, если бы не необходимость вернуться в гостиную: боюсь, что кое-кому эти несколько минут могли показаться вечностью.

Насколько бы я хорошо не знала своего мужа, но ни в его взгляде, ни в его лице я не вижу ничего, что могло бы подсказать Гадриэлю, чем закончился наш разговор. Да и я не торопилась смягчать это улыбкой. А чтобы тот вихрь эмоций, что скручивался в моей душе не дал ему понять, что не все так страшно, как мы пытались ему продемонстрировать, поднимаю щиты. Впрочем, сама попытка скрыть от него что-либо, способна навести его на мысль о том, что от него прячут.