Грохнул хохот.

Смеялся Артемка, смеялся Тимофей, желтоусый уже только икал, выкатив глаза. Артемка, глянув на него, совсем закатился. Один лишь Яков был серьезным: не до смеху, видать, ему было.

— Не успел я разобраться, а солдаты хвать меня да на лавку. Привязали и шомпола вытаскивают. Понял я тогда, хто такой «граф Шомполецкий», закричал им, што я благородный дворянин, дескать, што нельзя меня пороть. Закон-де есть такой. Тогда один из солдат подошел ко мне и на ухо шепчет: «Ежели ты, сукин сын, в сам деле из дворян, то я тебе счас таких всыплю — бога увидишь...»

Желтоусый всхлипывал:

— Уморил! Как есть уморил!.. Штоб тя об землю кинуло...

— Перепужался я до смерти, закричал солдату: соврал я, дескать, никакой я не дворянский, а обнаковенный трудящий мужик... «Ну, то-то же»,— сказал солдат, и бить стали, да руки, видать, сдерживали — не шибко шкуру попортили... Вот так-то дело было...

Смех не унимался.

— Знать, не с руки стало в барях жить?..

— А што с конем и коровкой?

Яков махнул рукой:

— Какая уж там коровка! Как выскочил со двора, да так и шпарил без оглядки до самой деревни. Прибег, вынул из-за иконы царицыну грамоту, наплевал в нее, порвал и выкинул. А сам — в партизаны...

У Артемки рот не закрывался: давно не смеялся так, даже под дыхалом заломило. Да вдруг оборвал смех, огляделся — темнеть начало, а Костя наказывал, чтоб к вечеру обязательно был в штабе. Тронул Тимофея:

— Пора мне. Костя уже, поди, ищет меня.

Тимофей провел Артемку до площади, приостановились. Артемка вдруг снова засмеялся.

— Чего ты?

— Барина вспомнил. Хороший мужик. Веселый.— А потом, уже отойдя несколько шагов, крикнул Тимофею: — А ты заходи к нам. Песни попоешь. У Кости гармонь есть, а играет он — ух, здорово!

— Да ну! — обрадовался Тимофей.— Приду. Завтра же и забегу!

Не пришлось назавтра попеть Тимофею, а разведчикам послушать его песни — случилось событие, которое враз все сместило и закрутило отряд «Красных орлов» в большом водовороте войны.

Вечером разведчики выехали узнать, не рыщут ли поблизости белогвардейские отряды, не готовят ли внезапный удар по Шарчино. Все, казалось, было спокойно. Костина группа, в которой находился и Артемка, уже возвращалась домой. Остановились в условленном месте, возле густого степного березового колка, и стали поджидать вторую группу.

Артемка посидел, посидел в седле да спрыгнул с коня. Прошелся, разминая ноги, потом упал в траву, потянул носом.

— Ух, пахнет как!

Костя тихо засмеялся:

— Ты, Космач, повсюду первым успеваешь.— И хлопцам: — Давайте и мы малость поваляемся.

Ночь была на диво голубой и тихой. Земля продолжала еще дышать солнечным теплом, а по травам заходил чуть приметный ласковый ветерок. Вокруг ни писка, ни шороха. Только изредка фыркнет лошадь, звякнут удила.

И вдруг где-то далеко в степи, за темными холмами, звонко ударил выстрел. Костя пружинисто вскочил на ноги, повернул лицо к холмам. Разведчики настороженно застыли. Вскоре хлопнул еще выстрел, а минут через пятнадцать на ближнем холме появились всадники. Костя узнал без ошибки: Ванька Бушуев со своими.

Они подскакали к колку. Бушуев сразу к Косте:

— Сейчас поймали одного гуся. Удрать хотел, пришлось коня подстрелить... Давай его сюда, хлопцы.

Разведчики подвели перепуганного дрожащего мужика. Костя молча оглядел его.

— Кто такой? Откуда?

Задержанный едва шевелил языком: он-де местный крестьянин, бежал от колчаковцев и хочет добраться до партизан. А если они, Костя и все остальные,— партизаны, то бог наконец-то смиловался над ним.

Костя сказал:

— Что ж — радуйся. Мы и есть партизаны.

Но мужик только жалко улыбнулся. Костя качнул головой:

— Не похоже, миляга, что партизан ищешь. Темнишь что-то. Да ладно: в штабе разберемся. Иван, возьми его на своего коня.

Артемка первым вскочил в штаб. Колядо и командиры рот сидели, низко склонясь над столом, рассматривали карту, измеряли что-то, а Неборак записывал. Это карта деда Лагожи. Ее и еще какие-то важные бумаги передал он тогда Артемке.

Колядо нехотя оторвался от карты, медленно повернулся :

— А, Артем! Прибыли уже?

— Прибыли. Гуся какого-то поймали...

— Гуся? — засмеялся Колядо.— Пусть приведут.

Ввели задержанного. Колядо взглянул на него и вдруг вскочил с табуретки так, что она с грохотом упала.

— Постой, постой, да мы с тобою, кажись, знакомые. Макарка?

— Н-не Макарка... — пролепетал человек полушепотом.— Я...

Но Колядо уже схватил мужика за ворот телогрейки.

— Вот где свидеться пришлось, иуда! Не ожидал? Думал, шо степь широка, разминемся? — И к партизанам: — Это, хлопцы, той предатель, Макарка Щукин, шо выдал нас весной в лесу. Из-за него ребят столько легко тогда, из-за него, ката, сам чуть не загинул в Каменской тюрьме.