Наконец Ярвенна ожила. Проснувшись, она сама заварила чай и начала звенеть посудой на кухне, постирала и убрала в шкаф свое платье, в котором жила в Патоис. Оно совсем износилось, но выбрасывать его Ярвенна не хотела.

Лишь на следующий день Сеславин рассказал ей правду о катастрофе в Тиевес. Ярвенна молча плакала. Сеславин упомянул о видении Духа Земли Горящих Трав у Аттаре под завалом. Ярвенна, утирая слезы, кивнула:

— Аттаре говорил правильно! Это он, Дух Земли. В Патоис я видела его… В моем полевом дневнике есть записи об этом.

Осенью и зимой Ярвенне предстояло работать дома. Ей нужно было подробно описать свою жизнь среди растений Патоис, осмыслить результаты опыта.

Сеславин принял предложение Аттаре и с утра уходил на стройку на побережье Сорренского моря: из запорошенного снегом Даргорода — к стеклянно-голубому небу Соверна. Ярвенна с радостью вела дом: готовила, прибирала. В это же время она написала ряд статей, развивая в них начала собственного учения о мире Горящих Трав.

Хородар, художник и светописец из Звониграда, в день гибели экспедиции в Тиевес проявлял снимки в своей домашней лаборатории. Это спасло ему жизнь. Теперь звониградец расписывал стены храма в будущем городе-музее.

Сам Хородар, как нарочно, до смешного был внешне похож на рогатого тиевесского богатыря. Он носил черную бороду в блестящих завитках, точно из вороненой стали, таких упругих, что, казалось, повесь на любой из них чайник — не разогнется. У Хородара, как у силача с фрески, были толстые ноздри и губы, приподнятые надглазные кости и карие глаза немного навыкате — тот же тип лица. Торс у художника был такой, что по нему можно было изучать анатомию мышц. Чтобы густые, непокорные волосы не лезли в глаза, Хородар завел привычку за работой повязывать голову пестрой косынкой узлом назад.

В Тиевес он ходил в косынке и фартуке, с засученными по локоть рукавами на волосатых руках, и если бы одежда на нем не пестрела пятнами краски, его можно было бы принять за деревенского кузнеца.

Мастера из Тиевес имели обыкновение тщательно, до стеклянного блеска, полировать наружный слой штукатурки. Роспись по мокрому грунту требовала большого искусства и быстроты: пока стена не успеет высохнуть. Хородар изумлялся, каких высот достигала тамошняя техника живописи. Он спускался в подземную часть храма, облеченный сиянием: как древний жрец с факелом, только сам одновременно и жрец, и факел. Когда краска высыхала, Хородар покрывал фреску белым воском. Воск не только предохранял ее от сырости, но и усиливал яркость.

Хородар выполнял всю настенную роспись сам, без помощи подмастерьев. Он стремился как можно точнее воспроизвести фрески по зрительной памяти и по светописным снимкам, сделанным в Тиевес. Сеславин, мастер-десятник со своими рабочими, помогал художнику готовить стены под живопись. Рабочие освоили тот способ облицовки, что Сеславин изучил на раскопках, и на берегу Сорренского моря рождался настоящий двойник земного храма.

Для посетителей приморский город-музей был открыт в середине весны. Розы уже цвели. Под высоким прозрачным небом играл оркестр. Казалось, что музыка то поднимается вверх, то стелется по земле, как будто она — дым от костра, и ее носит ветер. Церемония начиналась с открытия памятника погибшим.

Это были их алтари, точно такие же, какие еще недавно стояли на месте раскопок. Вот на отшлифованной гранитной глыбе желтеет крупный янтарь и распростерлась еловая лапа. Гранит, ель, янтарь — символы хельда Бьярни из Беркенфьолле. Вот глиняный кувшин, из которого струйкой льется вода прямо в чашу белого мрамора. Это алтарь Дено из Селлы. Всего двенадцать алтарей… Если бы не случайность, были бы все четырнадцать: горел бы в железной плошке огонь Сеславина и алела бы роза самого Аттаре, тоже искусственная, как еловая ветвь Бьярни.

И мертвые, и живые представлены к награде: ордену Земли Горящих Трав, учрежденному недавно — до сих пор им не награждался еще никто.

Знак ордена представлял собой овал с зубчатыми краями. На лицевой стороне располагались позолоченные фигурки юноши и девушки на фоне арки, обозначающей переход в сопределье.

Аттаре и Сеславина пригласили взойти на подмостки. Сеславин до свадьбы носил небольшую бороду: мастер даргородского двоеборья, он хотел быть похожим на древних витязей. Но, женившись, начал бриться. У Сеславина было такое молодое и мужественное лицо,

что многие собравшиеся на трибунах люди посматривали на него с улыбкой: он всем понравился. Аттаре, наоборот, со своей благородной красотой невольно настраивал на возвышенный лад.

Представитель Всемирного Комитета народов прикрепил орденские знаки на грудь тому и другому.

Впереди была лекция Аттаре о раскопках в Тиевес и первая экскурсия по музею. Сеславин перешел в первый ряд на трибуны, где его ждала жена с такими зелеными глазами, что за десять шагов можно было разглядеть, какого они цвета.