— Да. — Делая вид, что оскорблен и рассержен, я уставился на маму. — Боже мой, мам, я просто поверить не могу, что ты так плохо обо мне думаешь! — Выдохнув, я добавил: — Я знаю, что не идеален, но видеть, что моя собственная мать думает обо мне такое... реально неприятно.

Мама прищурилась:

— Не надо манипулировать мною, умник. Это я научила тебя всему, что ты знаешь, сосунок!

Дерьмище.

— Послушай, у нас не было секса, — ровным тоном произнес я, не сводя с мамы глаз, чертовски надеясь, что она мне поверит и наконец выпустит из мертвой хватки лифчик Шаннон. — Клянусь, мам! Не было!

Я задержал дыхание и ждал ее следующего шага.

— Я просто хочу, чтобы ты не влип в неприятности, — с тяжелым вздохом сказала наконец мама, садясь на край кровати. — Нет, даже не так. Мне хочется вернуться в прошлое, чтобы тебе снова было десять лет...

— Но мне не десять, — возразил я, осторожно подходя ближе. — Мне в следующем месяце восемнадцать.

— Ох, не напоминай мне, — простонала она, сутулясь. — Время летит слишком быстро.

— Все будет в порядке, мам, — заверил ее я, не зная, что еще сказать. — Не расстраивайся.

— И все происходит одновременно, — продолжала жаловаться она. — Ты опять начинаешь тренироваться, и у тебя появилась девушка... Однажды я моргну, а ты исчезнешь. Отправишься во Францию со своим регби... А что тогда?

— Да ладно, мам, — стал уговаривать ее я, усевшись рядом. — Я даже не знаю, попаду ли в состав в этом году.

— Я знаю, что попадешь, — ответила она, прижимаясь щекой к моему плечу. — И я буду гордиться тобой.

— Тогда почему ты грустишь?

— Потому что ты мое дитя. — Она тяжело вздохнула. — И мне тяжело видеть, как ты вылетаешь из гнезда.

— Пока могу только выпрыгнуть, — ответил я. — Но тогда не выживу.

— Джонни... — грустно пожурила мама. — Я не шучу.

— И я тоже. — Обняв маму, я сжал ее плечо. — Я убийственно серьезен. Я бы не дожил до этой недели без тебя.

Она улыбнулась:

— Думаешь?

Я кивнул.

— Знаю.

Мама немного помолчала, потом спросила:

— Ты волнуешься? — Вытерев глаза, она повернулась ко мне и улыбнулась. — Сегодня твой первый день на поле.

— Я в ужасе, — признался я.

В маминых глазах вспыхнуло опасение.

— Ты не обязан, — поспешно сказала она. — Если ты не готов, я могу позвонить твоим тренерам...

— Я готов, — перебил ее я. — Я просто волнуюсь.

— Из-за чего, милый?

— Вдруг я уже не буду прежним? — пробормотал я.

Буду недостаточно хорош...

— Ты ведь знаешь, что я думаю о регби, — сказала мама. — Я никогда не делала из этого тайны, но тебе следует знать и то, что я тебя поддерживаю на все сто пятьдесят процентов. Я знаю, что ты великолепен, милый, и я знаю, что ты многого достигнешь. Ты феноменальный игрок, и ты должен это помнить. Волноваться нормально. У тебя было несколько трудных месяцев из-за операции и восстановления, но знай, что есть парни, которые убили бы за то, чтобы играть так, как ты в свои худшие дни.

— Ты правда так думаешь?

— Я сидела на трибунах, наблюдая за твоей игрой, с тех пор, как ты был малышом в Блэкроке, — ответила мама. — И я сосчитать не могу, сколько тренеров и других родителей подходили ко мне, чтобы сказать, что мой мальчик наденет зеленую футболку сборной. — Улыбнувшись, она добавила: — Я всегда гордилась тобой, милый, и я всегда знала, что ты выдающийся.

— Но никогда раньше мне этого не говорила, — задумчиво произнес я, почесывая подбородок.

Мама усмехнулась:

— Потому что я до сих пор надеюсь, что ты предпочтешь гольф.

— Сомневаюсь, мам. — Я смущенно пожал плечами. — Извини.

— Ладно, просто побереги голову, — пробормотала она, вставая. — Не позволяй никому из этих отморозков двинуть тебе по мозгам.

— Постараюсь, — засмеялся я.

— И больше никаких голых Шаннон в твоей комнате, — добавила она, язвительно глядя на меня и бросая лифчик мне на колени. — Во время переодевания или еще чего.

50

ДАВАЙ ЗАДЕЛАЕМ ГРЕБАНЫХ ДЕТИШЕК

ШАННОН

Джонни вернулся на поле чуть больше недели назад, и моя тревога продолжала зашкаливать. Он снова полноценно тренировался и выжимал из своего тела все до предела. Смотреть на это было страшно, и я боялась, что он снова как-нибудь травмируется, но должна признать, что на этот раз все было по-другому. Он был другим. Он теперь ничего не скрывал, говорил о своей боли с физиотерапевтом, врачами и тренерами и выполнял все их распоряжения.