– Для того чтобы отыскать в глубинах памяти то, что вам нужно, нам придется лишить вас всей защиты пред иным миром, кроме этих вот кругов.

– Вы в своем уме? – проскрежетал полковник. – Это же все равно что зажечь маяк, приглашающий всех падальщиков на пир!

– И распахнуть перед ними двери, знаю, – кивнул Горегляд. – Поэтому придется паспяшацца, чтобы они не успели слететься по душу Владимира Николаевича, а мои заговоры сдержали первых стервятников. Тех, что просто обитают поблизости, они смогут отпугнуть, але если нас увидит что-то более могутное…

– А если оно уже рядом и смотрит на Корсакова? – спросил полковник.

В зале их стало четверо. Из-за могучей спины Христофора Севастьяновича выступил Петр. Он иронично покосился сначала на Горегляда, затем на жандарма, увлеченно спорящих между собой.

– Может, скажешь им? – поинтересовался брат. – Я бы на твоем месте сказал. Ведь «что-то могутное» не просто гуляет где-то рядом. Оно ведь уже в тебе. Только и ждет возможности завладеть твоим телом. А тут такой подарок!

«Я должен, – подумал Владимир. – Только так я смогу вспомнить, что убило тебя. И как я смогу отомстить».

– И ради этого ты готов стать беспомощным безумцем, как отец? Или, что еще веселее, отдать тело твари из зеркала, чтобы она творила все, что вздумается?

«Я готов рискнуть».

– Только, пожалуйста, будь честен с самим собой. Ты рискуешь не ради правды обо мне.

Он исчез, вновь оставив Корсакова наедине со спорщиками.

– Я согласен! – громко сказал Владимир. Горегляд и полковник резко замолчали. – Подозреваю, дополнительных мер защиты не планируется?

– Нет, иначе обряда не выйдет, – потупился Христофор Севастьянович.

– В таком случае нам действительно необходимо справиться как можно быстрее.

– Корсаков, вы уверены в этом? – спросил жандарм, явственно намекая на встречи Владимира с зазеркальной тварью.

– Уверен, – ответил он. – А если что-то пойдет не так… Я не сомневаюсь, вы знаете, как поступить.

Усмешка, появившаяся на полковничьем лице, Владимиру очень не понравилась, однако он без колебаний стащил с шеи амулет-пентаграмму и оставил на полу трость. Других защитных амулетов при нем не было. Владимир проследовал в центр круга и упал в кресло.

– Что прикажете делать? Руки по швам? На коленях? Глаза закрыты или открыты? – уточнил он.

– Устраивайтесь так, как вам удобно, остальное оставьте мне, – сказал Горегляд, опускаясь на колени перед кругом. – Вам почудится, что вы засыпаете, а когда откроете глаза – окажетесь в том воспоминании, что вам так нужно.

– Мне придется снова его пережить?

– Нет, – покачал головой Горегляд. – Точно не ведаю, что вам откроется во сне, але по тому, как описывал действие ритуала мой учитель, вы станете бестелесным духом и будете вольны путешествовать по тем картинам, что рисует ваша память.

– Думаю, я понимаю, что хочет сказать наш друг, – вступил в разговор полковник. – На основании того, что вы могли увидеть и услышать, даже, если раньше не обращали на это внимание, ваша память выстроит эдакий чертог, по которому вы сможете перемещаться, домысливая события на основе этих обрывочных воспоминаний. Этот способ называли…

– Метод локусов [47] , знаю, – кивнул Корсаков.

– Глядите. Слушайте. Ищите. Запоминайте, – напутствовал его Горегляд. – Как только будете готовы – велите себе проснуться.

– Но вы же сказали, что следует торопиться?

– Не вам. Время во сне и наяву течет по-разному. Управлять им вы не в силах. Мы с полковником отмерим пять минут и прервем обряд.

– А если я не успею? Мы же сможем повторить его?

– Нет, – решительно воспротивился Горегляд. – Это уже будет форменным самагубствам.

– Понятно, – фыркнул Корсаков. – Один шанс. Умеете успокоить, конечно.

– Вы можете отказаться, – предложил Христофор Севастьянович.

– Нет уж, давайте начинать. – Владимир откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу.

– Простите, Владимир Николаевич, але сладу с вами нет, – пробурчал под нос Горегляд.

– Этим заявлением вы лишь польстили его и без того раздутому самолюбию, – сухо заметил полковник. – Приступайте. Не будем терять времени.

Христофор Севастьянович закрыл глаза, уперся кулаками в пол и… загудел, протяжно и басовито. Владимир сдержал рвущийся смешок и постарался сохранить серьезный вид. Полковник же явно не находил ситуацию смешной. Напротив, он наблюдал за Гореглядом с искренним любопытством, оценивая незнакомое дотоле мастерство. Корсаков попытался разделить его интерес, однако гудящий гигант быстро ему надоел. Взгляд Владимира начал блуждать по фехтовальному залу, рассеянно прыгая от зеркала к зеркалу. Ничего интересного они тоже не предлагали. Вот он сидит, Горегляд – гудит, а полковник смотрит со стороны. Сидит-гудит-смотрит. Сидит-гудит-смотрит. Ха-ха, невероятно увлекательно. Сидит-гудит-смотрит. Стоит-гудит-смотрит. Стоит… Стоп, что?!