Когда такси высадило его у подъезда, Рокко, шатаясь, вошел в здание, поднялся на лифте на свой этаж, пересек холл и отпер входную дверь. Едва переступив порог, он двинулся прямиком к своему вместительному барному шкафу с единственным намерением – как можно скорее утопить в спиртном охватившую его панику.

Сделав из стакана большой глоток, Рокко зажмурился и попытался мысленно восстановить очередность событий, имевших место в особняке Османов. Они собрались там, чтобы «сомкнуть ряды», чтобы как можно надежнее защитить себя от новой угрозы, но что-то пошло не так. С самого начала все они фактически только тем и занимались, что искали козла отпущения… нет, лучше сказать, выбирали жертву, которая должна умилостивить алчных божков правосудия, позволив им самим остаться чистенькими. И все они смотрели на него. А потом Мэри произнесла слова, которые занозой засели у него в мозгу.

Он сделал еще глоток.

Неужели Мэри сказала правду? Что, если он действительно не убивал Дэррила? Что, если все эти годы он боялся и мучился зря?..

Рокко основательно приложился к стакану. Эта новая мысль несла в себе ясно ощутимую угрозу, потому что все, чем Рокко был, чем он стал и что делал в своей взрослой жизни, – все его промахи, все пьяные выходки и аресты, шумные кутежи, неудачные браки, вспышки ярости, увольнения с работы, собрания Анонимных алкоголиков, новые срывы и курсы реабилитации в специализированных медицинских центрах – все коренилось в одном-единственном факте: в шестнадцать лет он насмерть забил монтировкой парня из своей же школы. Или, если взглянуть на проблему чуть шире, в том, что он – человек несдержанный и порочный. Проще говоря, ничего не стоящий кусок дерьма, который способен причинять другим только зло и страдания. Неудивительно, что в его жизни не было ничего хорошего и светлого. Ведь он этого попросту не заслуживал.

Но сейчас у Рокко появились сомнения. В голове зазвучали голоса, которые задавали непривычные вопросы. Что, если он не такой уж плохой? Что, если его лучшие друзья на самом деле ему вовсе не друзья? Что, если много лет назад они попросту подставили его под топор, сделали все, чтобы он принял удар на себя, если дело примет скверный оборот? А раз сейчас все действительно пошло наперекосяк, не собираются ли они осуществить свой резервный план, в котором ему отведена роль того самого козла отпущения? Что, если они давно решили для себя его судьбу и намерены обвинить его в обеих смертях?

Рокко нахмурился, глотнул еще виски. Он помнил, как бил кого-то, в этом почти не приходилось сомневаться. Помнил, как сжимал в руке какой-то увесистый металлический прут, помнил глухой звук удара и то, как тошнотворно хрустнула и подалась кость. Помнил запах крови, помнил, как туманящее мозг возбуждение смешивалось с ужасом от содеянного. Но, возможно, эти воспоминания породил его собственный больной разум? Реальны ли они вообще – или это только миражи? Картины, которые внушили ему Робби и Клод?

А вот еще вопрос на миллион… Существует ли хоть малейшая вероятность того, что он убил и Аннелизу, а парни ничего ему об этом не сказали?

Рокко затошнило. Сейчас он чувствовал себя хуже, чем обычно, и алкогольное отравление было ни при чем или почти ни при чем. Каждой клеточкой своего тела он жаждал правды и боялся ее всей душой.

Прикончив остатки виски, Рокко неуклюже поднялся на ноги и двинулся к барному шкафчику за новой порцией. Его так сильно шатало, что пару раз он едва не упал (хотя пройти ему нужно было всего несколько шагов), но удачно ухватился за какой-то подвернувшийся под руку предмет мебели. Наконец Рокко нащупал дверцу шкафчика и некоторое время стоял неподвижно, дожидаясь, пока мир вокруг перестанет вращаться, потом крепко сжал в руке горлышко бутылки и вернулся с ней на диван. Тяжело опустившись на подушки, он наполнил стакан до краев.

Когда он уже подносил его к губам, раздался какой-то шум. Рокко замер и прислушался.

Шум повторился. Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это всего лишь зуммер домофона. Кто-то звонил в квартиру от парадной двери высотки. Не было ничего удивительного в том, что Рокко не узнал звук, – в этой квартире он жил недавно, и к нему еще никто не приходил.

Домофон снова подал сигнал. Зуммер звучал требовательно, настойчиво, но Рокко настолько растерялся, что даже не пошевелился. Он не знал, что предпринять, но, не найдя в себе сил с кем-либо сейчас говорить, в конце концов решил притвориться, будто никого нет дома.

Ему потребовалось всего несколько минут, чтобы прикончить второй стакан, после чего он налил себе еще. На какое-то время Рокко отключился, потом пришел в себя, выпил – и почувствовал, как мозг снова заволакивает чернота. Новый сигнал зуммера заставил его очнуться. А отключался ли он вообще?

Бормоча себе под нос что-то невнятное, Рокко вновь поднялся и, шатаясь, двинулся к двери. По дороге его занесло, и он налетел на низкий столик. Стеклянная пепельница свалилась на пол и разбилась вдребезги. Глядя на рассыпавшиеся по полу осколки, Рокко тупо моргнул. Весь мир качался и плыл, плыл и качался. Похоже, он слишком много выпил, подумал Рокко, даже ходить по собственной квартире теперь не может.

Держась за угол обеденного стола, он придал себе более или менее вертикальное положение и некоторое время стоял так, пристально глядя на дверь и пытаясь отдышаться. Наконец он оттолкнулся от стола и ринулся к двери. Налетев на стену, прижался к ней, чтобы не упасть, потом прищурился, пытаясь разглядеть кнопки на панели домофона. Рокко не помнил, какую кнопку надо нажать, чтобы включить переговорное устройство, а какую – чтобы открыть замок. А ведь где-то здесь была еще и кнопка, включавшая видеокамеру… В конце концов он нажал одну из кнопок практически наугад, и тут же на панели засветился маленький экран. Нахмурившись, Рокко силился разглядеть появившееся на экране лицо, но перед глазами все расплывалось и двоилось. Наконец мутные пятна сложились в картинку, все еще нечеткую, но узнаваемую, и его сердце учащенно забилось.