Что-то жгучее подступило к горлу. Обрывки звуков и картин в голове словно растворялись в кислоте, и все же самые яркие воспоминания никуда не делись. Фейт помнила… Родители сердятся. Орут друг на друга и на них, а на траве блестят смятые жестянки из-под пива. На столике для пикника краснеет винная лужица. Она стекает в щели между планками, и под столом копошатся муравьи. Аннелиз что-то говорит, спорит, доказывает, восклицает и в конце концов в ярости убегает в лес по узкой тропинке, петляющей между деревьями. Она исчезает из вида, и Фейт чувствует острый страх. Ей сразу вспоминаются все сказки о людоедах, ведьмах и серых волках. Даже сейчас отголоски того давнего ужаса заставляют ее похолодеть. Деревья в лесу были такими высокими, что заслоняли небо и загораживали солнечный свет. На суку громко и зловеще каркал ворон.

Фейт нахмурилась. Когда же это произошло?.. Сколько ей было лет? Семь? Восемь? Неужели ее сестра уже тогда превратилась в примадонну их крошечного семейства, такую капризную и испорченную?

Огонь в очаге разгорался, она ощущала на лице его тепло и пыталась как можно подробнее все вспомнить.

Они звали ее. Кричали. Родители, другие отдыхающие – мужчины, женщины, какие-то подростки… «Аннелиза-а-а! Аннелиза-а-а! Ау!!! Отзовись!» Пронзительно звенели трели сигнальных свистков. Кто-то хлопал в ладоши, чтобы отогнать медведей. «Разве здесь есть медведи? Говорят, да… Говорят, недавно кто-то видел в этом лесу кугуара и дикую свинью с поросятами». «Аннелиза-а-а! Аннелиза-а-а!»

Фейт помнила, как зажала уши руками, чтобы не слышать суеты и шума поисков, как трясла головой, чтобы все это куда-нибудь провалилось, исчезло, как зажмурила глаза. Ее старшая сестра пропала? Нет! Это ведь невозможно!

Черные штрихи и точки сгустились, заволакивая пеленой черно-белый экран памяти. Что было дальше и кто нашел сестру, Фейт не помнила. В памяти остались только пережитый страх и дурные предчувствия.

Чувство неудовлетворенности обожгло ей нутро. Некоторое время назад Фейт спросила у матери об этом случае, надеясь хотя бы с ее помощью воссоздать целостную картину, но Хелен лишь рассмеялась и сказала, что Аннелиз, мол, опять раскапризничалась, убежала в лес и заблудилась. Ближе к вечеру ее нашли – очень испуганную и раскаивающуюся.

В воспоминаниях Фейт таких провалов хватало. Она даже разговаривала об этом с психотерапевтом, который консультировал ее после развода. Фейт сказала, она боится, что с ней может быть что-то не так, но психотерапевт назвал провалы в памяти типичными для женщины в ее ситуации. Мол, это последствия травмирующего брака. Фейт, дескать, накопила слишком большой негативный опыт и теперь, когда травмирующий агент, то есть муж, растворился в небытии, ей следует попытаться успокоиться, расслабиться, научиться воспринимать жизнь как источник положительных эмоций. А чтобы достичь этого по возможности быстрее, ей необходимо сосредоточиться на своем здоровье, набраться сил, и тогда со временем воспоминания вернутся к ней в полном объеме.

Но Фейт продолжала беспокоиться. И сильнее всего ее терзало осознание, что на самом деле ей известны все ответы на свои вопросы, просто измученный мозг скрывает их от нее, чтобы избавиться таким образом от непрекращающихся страданий.

Встряхнувшись, Фейт подбросила в огонь пару кусков угля, закрыла каминную решетку и спустилась в подвал, чтобы достать дневник сестры. Она уже решила, что лучше не жечь рюкзак и шерстяную обезьянку – поднимется жуткая вонь, да и копоти от них не оберешься. Придется выбросить их куда-нибудь подальше, но для этого ей понадобится ее машина.

Фейт отнесла дневник к камину и едва не швырнула тетрадь в огонь целиком, но вовремя остановилась. Пожалуй, лучше вырывать по несколько страниц и так сжигать – это быстрее. Обложка дневника была сделана из мягкого пластика, который начнет плавиться и вонять. Не исключено, что при горении даже выделит какие-то ядовитые вещества. Фейт не хотелось, чтобы ее мать заметила что-то странное, поэтому она решила, что выбросит обложку вместе с обезьянкой и рюкзачком.

Сев на пол, она вновь открыла каминную решетку и стала выдирать страницы по одной и кидать в огонь. Старая бумага на глазах чернела, скручивалась, превращалась в тонкие, рдеющие алым обрывки, которые рассыпались золой. Фейт отправила в огонь уже несколько десятков страниц, когда ее вдруг охватило какое-то странное и сильное чувство. Даже как будто кровь прилила к лицу, хотя, возможно, это просто жар так подействовал.

«Ты поступаешь правильно. Так надо. Та беременная полицейская приедет к нам снова и подтвердит, что останки принадлежат Аннелиз… Эта история должна закончиться. Закончиться здесь и сейчас. Навсегда. Ради всех нас…»

Потом ее взгляд упал на страницу, которую она держала в руке. Фейт замерла. Застыла. Наконец очень медленно перечитала последние две страницы дневника. Эти слова Аннелиз написала накануне того дня, когда не вернулась домой.

Нокс сидел на стуле в дежурной части полицейского участка Северного Ванкувера и ждал, пока гражданская служащая за пуленепробиваемым стеклом дозвонится до сержанта Джейн Мунро. После того как он услышал по телевизору о найденных человеческих останках, Нокс решил действовать инициативно и напористо, но Мунро позвонила ему первая, и это застало его врасплох.

Нокс, впрочем, успел кое-что выяснить о сержанте. Он связался со старым приятелем из Объединенной группы по расследованию убийств и узнал, что Джейн Мунро считается отличным следователем, что у нее завидный процент раскрываемости и что во главу угла она неизменно ставит соблюдение этических норм. После того как примерно полгода назад ее жених пропал в горах, сержант страдала чем-то вроде стрессового расстройства. Оно проявлялось в психологических срывах и едва не привело к развалу дела, которое вела Объединенная группа. После этого Джейн Мунро поручили расследование старых нераскрытых преступлений, что было чем-то вроде дисциплинарного взыскания, но тут ей подвернулось это громкое дело о найденных под часовней останках.