А они не общались. И поэтому она так много пела.

Его решение прийти на концерт Теодора списала на вежливость.

А последний разговор все еще путал мысли и чувства. Это было странно. Она много говорила об этом – кто бы мог подумать – с Эллой. Не называя имени. Говорила только о том, что не понимает, что с ней происходит, что это тянется уже несколько лет, а мужчина держит дистанцию. Почему-то Тео не рассказала даже о его аргументах о безопасности. Ей не хотелось, чтобы хоть кто-то знал его имя. Как будто это знание могло навредить.

И точно навредило бы, ведь как минимум отец мог устроить Грину череду проблем на работе или использовать увлечение обычным полицейским против своенравной дочери.

С другой стороны… Теодоре Дональд не сможет сделать ничего. А вот детективу? Вернее, агенту. К новой должности привыкнуть тоже не получалось, будто, приняв ее, Грин отдалился еще больше.

– Тео, – прошептал Джерри, ловя ее взгляд в отражении, – не надо.

Она сдержанно кивнула. Он прижал ее к своей груди и положил руку поверх ее ключиц. Они хорошо смотрелись вместе. Певица и музыкант.

Длинная косая челка Джерри добавляла его образу безбашенности. А мощное сердце гулко стучало, разгоняя кровь. Он был одет в узкие джинсы и кожаную жилетку, приоткрывающую обнаженный мускулистый торс.

– Там полный зал, – прошептала она, закрыв глаза и положив пальцы на его руку. – Мне страшно.

– Придумай себе того, ради кого ты это делаешь, если самой себя тебе недостаточно. Кому ты хочешь рассказать историю? Для кого ты писала песни? С кем ты пытаешься поговорить, Тео? С мамой? – Ее тело пробил еще один болезненный электрический разряд. – С отцом? Может быть, с самой собой? С мужчиной, которым я не могу стать для тебя? С братом? Твои тексты прекрасны и глубоки. Это диалоги. Так с кем ты хочешь поговорить?

– Со всеми сразу.

– Так иди на сцену. И заставь их слушать.

Тот же день

Спортивный автомобиль, сошедший с конвейерной линии в прошлом году, летел по автобану, управляемый Уильямом Рихтером, который одной рукой вел машину, а другой касался обнаженного колена девушки-модели. Кларисса держалась в его жизни дольше других. Она влезла туда непрошено и вдруг стала не то чтобы необходимой, но естественной частью его существования. Условием, при котором он мог быть собой.

Она была похожа на сестру, только младше лет на десять. И глаза не такие синие, скорее голубые. С Тео контакта не случилось. С Клариссой он установился сразу. Уильям приметил ее на Неделе мод в Париже. Потом вытаскивал из притонов, покупал ей наркотики, оплачивал лечение, снова вытаскивал из притонов, дарил машины. Развлекался, как обычно развлекаются дети богатых родителей. И теперь летел с ней по автобану, рассекая Европу, как нож масло, с севера на юг. Нужно добраться до волшебных мест Италии. Клер хотела в Милан. Уилл мечтал о забытье.

Девушка безучастно смотрела в окно, он – на дорогу, то и дело скашивая глаза на стройные ноги и темные локоны волос, падавшие на высокую грудь. Он закусил губу, нажимая на гашетку. Только скорость позволяла ему почувствовать себя живым. Успешный во всем, Уильям стартовал оттуда, куда большинство не добираются за всю жизнь.

Это было скучно. Бессмысленно.

Как отец на протяжении многих лет находил в себе силы каждый день ходить на работу и решать одни и те же проблемы? Как он выстраивал бизнес за бизнесом, подобный акуле, которая не может остановиться? Как он, черт возьми, умудрялся выглядеть таким счастливым, спокойным и цельным? Сам Уилл в свои неполные сорок не понимал, где та грань, которая отделяет рутину и обязаловку от стиля жизни.

Он устал от успеха. От денег. От женщин. От вечного осуждения в глазах такой же успешной, но почему-то цельной сестры, мелкой и надоедливой, которую он не понимал с детства, хоть и был значительно старше. От вечного поиска знакомых материнских, а значит, Теодориных черт в посторонних.

Зачем он склеил эту куклу?

Кукла, впрочем, не выедала мозг, отлично трахалась и обходилась малой кровью, если сравнивать с другими моделями. Она знала себе цену, но почему-то не стремилась взвинчивать ставки, принимая неуклюжие и холодные ухаживания.

Он вчера подписал контракт, о котором никогда не должен узнать отец.

А еще он тайком скупил часть бизнеса Теодоры. И об этом тоже не должен узнать отец.

А еще он хотел домой, но никогда не позвонит никому из тех, кто еще остался в их некогда огромной семье. И об этом тоже никогда не узнает отец, который не терпел слабость даже в дочери. Что уж говорить о сыне?

Пальцы Уилла непроизвольно сжались на колене девушки, но уже через мгновение он перенес руку на рычаг переключения скоростей, выжимая из и без того мощной машины максимум. Они ехали так быстро, что перестали различать окружающие пейзажи. Наверное, придет куча штрафов, но Уильям давно привык списывать их в счет расходов на удовольствие.