Шрифт:
Господи, какая она идиотка.
Ослепительный свет заставил ее зажмуриться. Вспыхнул и тут же исчез. Белла по-прежнему ничего не слышала, но видела. Видела мужские ноги в ботинках, видела фонарик, который теперь жадно выхватывал из темноты остов машины. Кто-то появился перед ней. Лица не разглядеть. Наверное, что-то говорил? Она моргнула пару раз. А потом чужая рука скользнула в салон – стекла все равно давно нет. Попыталась открыть дверь – не вышло.
Все равно.
Плевать.
Она закрыла глаза, позволяя боли ослепить себя. Но чертов мозг работал. Работал, как делал это всегда. Из него выветрились остатки алкоголя, и теперь она ясно понимала, что произошло. Они попали в аварию. Судя по нарушению слуха и боли – она серьезно пострадала. Судя по тому, что никто к ней не прикоснулся, – муж и дочь тоже. Живы ли они?
Господи, лишь бы оказались живы.
Глава одиннадцатая
Любых мер будет недостаточно
I
Париж
– Пап, ну в чем проблема-то? Я уже взрослая девочка, я прекрасно вожу машину. Зачем ты меня ограничиваешь? Это деструктивно и не способствует развитию наших отношений.
– Тебе шестнадцать!
– Вот именно! – Жаклин тряхнула ярко-синими волосами, упрямо настаивая на собственной правоте. Нельзя сказать, что ей надоела опека Кристиана Бальмона, но сейчас, поглощенная собственной, уже почти взрослой, жизнью, она искренне не понимала, почему он упрямится. Ее одноклассники уже водят автомобили! Делают это, не обращая внимания на странные общественные правила. Ну и что, что юна? С учетом пережитого она повзрослее многих.
– Ой, тебя не переспорить.
Кристиан, который читал очередные документы по очередному из многочисленных проектов Бальмонов, поднял голову и посмотрел ей в глаза. Раньше она немедля отвела бы взгляд: смотреть в расплавленное серебро было все равно что в магический колодец, который выпивает из тебя душу. Но сейчас нет. Ее ждали! И от этой встречи, пожалуй, зависела вся жизнь!
– Ты же все равно поступишь так, как решила?
Она кивнула, закусив пухлую нижнюю губу. А потом вспомнила, что в честь свидания накрасила губы – и уж точно смазала помаду. Расстроилась. И разозлилась. А на кого злиться, как не на отца?
Пусть этот Кристиан, как выяснилось, не являлся ее биологическим отцом.
Два года назад один психопат убил ее мать. А мать, которая тоже была не самым уравновешенным на свете человеком, даром что известный психоаналитик, оставила доченьке наследство в виде горькой правды, где рассказывала, как обманула Кристиана Бальмона, выскочив за него замуж будучи беременной. Классика дешевых мелодрам.
Все усугублялось тем, что про настоящего – биологического – отца Анна Перо тоже рассказала. Двух лет не хватило, чтобы усвоить информацию. Они много разговаривали с Кристианом, и Жаклин поняла одно: он родной человек. Он знает ее, она – его. И в целом они прекрасно ладили. За исключением моментов, когда он не давал ей свой «Порше». А тот, другой, ее пугал. Волновал. Восхищал. И одновременно бесил.
– Ты же знаешь, – сказала она, смягчившись.
И сама себе удивилась. Минуту назад Жаклин влетела в кабинет отца, требуя отдать ключи от машины. А сейчас, вспомнив то, что они вместе пережили, забыла про собственный гнев.
– Я не могу дать тебе машину. Только с водителем.
– Третий лишний!
Кристиан вздохнул. Закрыл папку с документами, небрежно положил ее на стол и поднял голову, приготовившись слушать. Но Жаклин не спешила говорить. Она села в мягкое кресло напротив стола, положила ногу на ногу и спокойно встретила отцовский взгляд.
– Что ты предлагаешь? – мягко спросил Бальмон.
– Заглянуть в мой паспорт, убедиться, что мне шестнадцать, дать ключи и взять обещание не царапать машину и никого не сбивать.
– Такие обещания не работают.
– Пап, любые обещания не работают, даже брачные клятвы… ой, прости.
Он качнул головой – мол, все в порядке, но она-то знала, что, как всегда, сморозила лишнего. Стало стыдно. Она знала, что мать изменяла ему, знала, что для Анны выше всего была она сама, ее наслаждение и власть над другими людьми. Жаклин знала о родителях больше, чем стоит детям. И намного больше, чем стоит знать в шестнадцать лет. С момента смерти матери она штудировала учебники по психологии и труды по психоанализу. Пошла в терапию. Пыталась понять мать. И себя. И отца. Почему он терпел? Почему после развода так долго был один? Почему смог посмотреть в сторону другой женщины только после смерти Анны? И почему она сама, Жаклин, так любит его? И так не любит ее?
Девушка накрутила прядку волос на палец с длинным серебристым ногтем.
– Пап, я влюбилась, – наконец выдала она. – Он слегка старше. Мы познакомились в Сорбонне, когда я приходила на день открытых дверей. Он учится на психиатра. Я просто хочу, чтобы свидание прошло идеально.
– Возьми такси.
Она вспыхнула.
– Это все, что тебя волнует? Я тут душу изливаю…
– Ты не изливаешь душу. Ты мной манипулируешь.
Она снова закусила губу.
– Я хотела…
– Показать пареньку то, что в семье водятся деньжата, и тем самым создать идеальные условия для того, чтобы у него не было ни малейшего желания разбираться в том, какая ты есть? Чтобы он видел блеск монет и перспектив, а не тебя саму? Психиатр из Сорбонны. Прекрасно, милая. Он знает, что ты – Бальмон?