Четвертый страж, оставшись один, выбрал другой подход: он бросил щит и копье и распростерся на мраморном полу.

Итейн неодобрительно зацокал языком.

– Какой позор.

Меч, словно молния из темной стали, опустился, пронзая солдата, и воткнулся в мрамор с пугающей и отчасти знакомой легкостью.

Высвободив клинок, призрак повернулся к нам, искоса посмотрел на Даниба и вернулся к Сизин.

– После тебя, бабушка, – сказала Сизин Хиране, указывая на дверь.

– Это вряд ли. Я прекрасно знаю таких, как ты, змея. Я сама произвела на свет рептилию, которая породила тебя. Сама открывай дверь. Прикажи Келтро это сделать.

– Не хочу никого разочаровывать, но мне понадобятся инструменты, – подал голос я.

Приверженцы культа достали откуда-то мешочек и передали мне. Меня отпустили; я взял мешочек и молча пошел вперед. Меня окружали три ряда копий и щитов. Передо мной стояла самая сложная задача в моей жизни – или после моей смерти, – и не было ни одного шанса отказаться. Внутри меня что-то заныло; такого я не чувствовал с тех пор, как сына того графа заколол мечом охранник. Это было чувство поражения, а я ведь даже еще не увидел хранилище.

Я взял мешочек и помедлил. Даже не заглядывая внутрь, я уже знал, что в нем. Вес был знаком, словно рукопожатие.

– Мои инструменты?

– Даниб любезно забрал их из башни Темсы, – негромко сказала Лирия, и стоявший рядом гигант нехотя рыкнул.

– А я-то думал, что они пропали.

– Давай, работай! – завопила вдова.

Я снова перевел взгляд на дверь: два солдата пинками распахнули ее. Две половины двери с громким стоном раскрылись; за ней оказалась маленькая приемная, в которой была одна скамья и сделанная из золота и меди замысловатая панель, равных которой я никогда не видел.

Я вставал на колени перед бесчисленным множеством дверей и сейфов. Мои пальцы разобрались с тысячей замочных скважин, задвижек, засовов, рычагов и циферблатов. В мире не было ни одной модели замка, которую я не изучил. В Дальних Краях не было способа, который помешал бы мне проникнуть внутрь здания или комнаты – если не считать кирпичной стены, в которой вообще нет дверей. Инструменты были моим мечом и щитом; моими врагами – время и чужая изобретательность. И все же, когда я посмотрел на убежище Фаразара, то, что осталось от моего сердца, ушло в пятки.

Это был величайший замок, который я когда-либо видел. Я еще лишь разглядывал его изгибы и узоры, а уже чувствовал себя словно новичок. На мраморных стенах комнаты висели металлические рожки; золотой свет вставленных в них факелов освещал изображенные на двери сцены – битвы и толпы подданных, которые пали ниц перед пирамидами. На поверхности двери распускались цветы пустыни, а в центре находился герб – корона с шипами и половина монеты. Там же по кругу располагались пять отверстий; они были украшены самоцветами и золотой филигранью. Между ними сиял алмаз янтарного цвета размером с кулак.

Мой разум уже взялся за дело. Мои острые глаза уже осмотрели тонкие швы и нашли крошечные отверстия – скорее всего, для того, чтобы передавать вещи через дверь. Дверные петли были скрыты глубоко под слоями камня и металла, и я предположил, что и тот и другой не менее ярда толщиной. Никаких винтов и болтов – все отлито и запаяно с помощью огня. Ни одной пластины, которую можно оторвать. Никаких ящичков с механизмами, которые можно взломать.

Я поворошил в голове воспоминания о сейфах, которые взломал за свою жизнь. Их было много, но лишь немногие тревожили меня так же, как этот.

– Ну? – спросил чей-то голос. Я совсем не сразу понял, что он принадлежит Сизин. Я снова почувствовал, как чужие взгляды покалывают меня. – Скорее, замочный мастер!

Хирана что-то одобрительно пробурчала, а Лирия и Яридин остались безмолвными и бесстрастными. Под шарканье ног и вздохи я зашел в комнату, примыкавшую к убежищу. Обойдя скамью, я увидел на полу целую гору свитков, все еще запечатанных.

Я подумал о самом императоре, который прячется за этой дверью. Я представил себе, как он прижимает ухо к металлу, слушает своих будущих убийц, которые шумят, требуя его крови. Он, несомненно, самодовольно считает, что взломать его убежище невозможно. Этот образ придал мне сил: я обожал доказывать другим людям, что они не правы – и особенно человеку, который заперся так крепко, что вытащить его наружу могу только я. Я. Лучший замочный мастер Дальних Краев.

А Эвалон Эверасс пусть идет в задницу.

Я щелчком откинул клапан мешочка, пытаясь отстраниться от всех взглядов, устремленных на меня, не видеть людей, которые ждут затаив дыхание. Дело не в них, и не в Араксе, и не в Дальних Краях. Есть только я и дверь. Так было, и так будет.

Золотой свет фонарей, который я видел краем глаза, померк. Звуки стали громче. Я слышал каждое сопение, каждый шелест.

Размеренными движениями я оттолкнул в сторону свитки и встал перед гербом. Я двигался медленно, проводя пальцами по золотой поверхности двери, по узорам, по стальным цветам. Золото было теплым, и после моих прикосновений на металле, на замысловатых отверстиях оставался легкий налет холодного тумана. Эти отверстия, как я и ожидал, были замочными скважинами. У меня возникло сильное подозрение, что ключи, которые подходят к этим скважинам, заперты внутри хранилища. Я потыкал в отверстия и выяснил, что внутренние механизмы хорошо заглублены и спрятаны. Я нашел еще один шов, окружавший их. Я постучал по металлу, пнул его ногой и послушал вибрации, а затем передо мной словно открылись вражеские планы на битву: я понял, как устроен замок убежища. Несколько следующих минут моей жизни стали мне предельно ясны.