Похоже, что ответ знали все, кроме нее и меня.

Хорикс изобразила обиду, но я видел, что она ухмыляется. Она покачала головой и выпрямилась – настолько, насколько позволяла сгорбленная спина.

– Сизин, ты меня разочаровала. Тебе надо было послушать Итейна. Неужели не узнаешь свою родную бабку? Какой позор. А ведь прошло всего… двадцать с чем-то лет?

Сизин перестала дрожать.

Итейн закатил глаза.

Сестры вздернули головы.

Я слегка открыл рот, а может, и не слегка, и понял, что мне сложно его закрыть. Старая кошелка когда-то была императрицей. Уровень ее терпения – хотя его и подпитывала злоба – сильно меня впечатлил. Дымящиеся развалины Облачного Двора приобрели более глубокий смысл.

Порванные, мокрые от крови черные юбки вдовы поползли по обломкам; вдова решительно двинулась вперед, оставляя позади себя уродливые разводы. Она сделала шесть шагов и топнула ногой.

– ЗДЕСЬ! – каркнула Хорикс. – Здесь твой отец – мой сын-недоумок – решил покрыть себя славой и зарезал моего мужа Милизана прямо перед его троном, на глазах у сторонников культа. Все просто застыли, раскрыв рты, и ничего не предпринимали. Да, он все сделал честь по чести, хотя в этом и не было необходимости, ведь учение Сеша и так сводило Милизана с ума. – Слово «Сеш» она выплюнула, словно виноградную косточку. – Но мужчинам из рода Талин-Ренала всегда не хватало мозгов, и мой собственный сын Фаразар решил отправить меня в ссылку, верно? На самую границу Дальних Краев, где все покрыто льдом, а песок можно увидеть только во сне. Он изгнал меня, родную мать, которая вскормила его грудью – сама, без каких-либо кормилиц! Нужно было врезать ему по башке, чтобы его труп упал на тело отца, и оттащить обоих в Великий колодец Никса. Он был нытиком, хилым щенком, и остался таким же, хотя и стал императором. Он ведет войну, не выходя из своей башни! Даже сейчас он прячется, хотя наверняка почувствовал, что я прибыла. Ты спрашиваешь, кто я такая, внучка? Ты, которая хочет пойти по его стопам? – Хорикс презрительно вздернула губу. – Я много лет наблюдала за тобой. Ты недостойна. Ты просто плаксивая сучка!

Я приложил все силы, чтобы не присвистнуть. Даже я почувствовал, как жалят эти слова, а ведь ко мне они не относились, я ведь был просто зрителем – не по своей воле, но все же. Все, кто был в зале, нахмурились и ощетинились оружием. Сизин снова задрожала; потрясение в ней сменилось яростью.

Хорикс ударила себя в грудь.

– Я Хирана Аш Ренала, вдова императора Милизана Талин-Реналы Пятнадцатого, и я пришла забрать то, что принадлежит мне по праву! – крикнула она.

Мне больше нравилось имя Хорикс – его было легче произносить.

К чести Сизин следует сказать, что она не позволила своей бабке долго наслаждаться всеобщим вниманием. Она пошла по обломкам, разводя руки в стороны и сжимая кулаки.

– Твое время давно прошло, старая ведьма! Мой отец разглядел скрытое в тебе зло и решил спасти от тебя страну! Настало мое время править! По праву рождения! Это мое будущее, а не твое!

Хорикс – Хирана – рассмеялась. Я увидел ее с новой стороны; это уже была не та вдова, которую я знал. Она словно сидела в тени, а теперь она вышла на солнечный свет. Он не заставил ее сиять или сверкать, но подсветил ее глубокие морщины и шрамы. Я сражался за свою свободу меньше месяца. А эта женщина пробивалась сюда двадцать лет.

– Вот как? – спросила она.

Не успел я опомниться, а Хирана уже шагала обратно ко мне. Похожие на когти пальцы вцепились в мою половину монеты и вырвали ее у меня, несмотря на то что я яростно сопротивлялся и сыпал проклятиями. Хирана подняла монету на всеобщее обозрение, и она закачалась на разорванной цепочке. Я был готов убить ее просто за то, какой эфемерной она сделала мою свободу. Солдат крепко сжал меня и даже помахал ножом перед моим лицом.

– Замочный мастер теперь принадлежит мне! – крикнула Хирана.

Да пошло оно все. Я бросил отчаянный взгляд на сестер, Сизин и даже на Даниба, но никто из них не пошевелился. Затем Просвещенная Сестра Лирия подняла голубую руку.

– Успокойтесь, императрица Хирана.

– Успокоиться? Сейчас не время для спокойствия. – Хирана обняла меня и прижала нож к моей уже изуродованной шее. – Я убью его, и тогда трон не достанется ни одной из нас, – пригрозила она.

– И как ты тогда откроешь убежище, бабушка? – спросила Сизин, вложив в свои слова всю злобу мира.

Хирана надулась; пока она думала, на ее морщинистом лбе пульсировали вены. Она смотрела в пустоту, считала, взвешивала, прислушивалась к звукам за дверьми, куда постепенно стекались подкрепления.

– Ну, значит, временное перемирие, – предложила она, и ее слова были горькими, словно земля. – Когда он перестанет приносить пользу, тогда и решим.

Очаровательно, подумал я, услышав это холодное заявление. Фраза «Когда он перестанет приносить пользу» звучала крайне резко и кровожадно. Я мечтал разобраться с убежищем и совсем не задумывался о том, что станет с моей ценностью, с моей свободой, когда я его взломаю. Не думал я и о том, смогу ли я его взломать. Все, что у меня было, – это расплывчатое обещание, данное сестрами, но сейчас, когда они провернули эту уловку, оно стало еще более расплывчатым. Мне захотелось сглотнуть комок.

Итейн наклонился к уху Сизин, а Яридин и Лирия тем временем обменялись долгим взглядом.

Вскоре у Хираны лопнуло терпение.

– Я жду! Или мечи и копья решат все здесь и сейчас?

Услышав эти слова, оставшиеся у Хираны солдаты стукнули копьями об пол. Я всегда удивлялся тому, что, если у солдат лишь крошечные шансы выжить, ими часто овладевает не трусость, а боевая ярость. Я видел ее у пьяниц, которых избили до полусмерти в переулке, и у карманников, которых поймали в таверне. В необычайное время происходят необычайные события, а день, когда ты умираешь – даже во второй раз, – никак нельзя назвать заурядным.