Шрифт:
– Вольная птица… Хорошо сказано. – Лощёное лицо Вика растеклось в довольной улыбке. – Именно это мне и нужно. Я, знаешь ли, люблю приручать диких животных.
В Мише заклокотала ярость. Но вместо того, чтобы наброситься на этого пижона, он спросил:
– Так может, тебе лучше завести обезьянку?
Вик мигом собрался и тихо, делая акцент на каждом слове, произнёс:
– Ты меня понял, дружище. Ищи другое занятие и забудь о Саше. Узнаю, что ты ошиваешься рядом, сделаю калекой.
Миша поморщился. Даже сейчас, спустя несколько лет, он чувствовал, какая угроза исходила от этих слов. Такой человек, как Вик, мог сломать даже Сашу. И несмотря на то, что ей хватило сил вырваться из капкана, он успел наследить в её душе своими грязными ботинками.
Посмотрел в небо и с удивлением понял, что оно начало сереть. Неужели он пролежал без сна целую ночь? Прикрыв горящие огнём веки, Миша решил, что нужно хотя бы немного вздремнуть. И в этот момент услышал шорох у самого уха.
Открыл глаза. Над ним маячил тёмный силуэт. Не успев сфокусировать взгляд, Миша уловил резкое движение. Что-то холодное и острое прижалось к горлу.
***
Утром Саша с трудом разлепила отёкшие веки и вспомнила, что уснула быстро и глубоко, буквально отрубилась, хотя нужно было успокоиться, выйти из палатки и как-то извиниться. То, что произошло вчера у костра, ужасно. Она не должна была допустить вспышки эмоций, но нервы сдали. Как она могла позволить ему провести ночь под открытым небом? Когда вокруг творится чёрт знает что…
Потерев лицо и причесав руками волосы, Саша расстегнула спальник и вылезла из палатки. Затянутое облаками небо не пропускало ни одного лучика солнца. Сколько сейчас времени? Могло быть шесть утра. Могло быть двенадцать дня. Часы давно перестали показывать реальное время. В холодном сером пространстве всё выглядело по-осеннему хмурым.
Костёр потух. Рядом с ним лежал коврик. Саша замерла. Что-то не так. Спальник. Мишин спальник оливкового цвета валялся скомканный в стороне. Расстёгнутый. Пустой.
Глава 12. Медведица
2 ноября 1973 года. Красноярск
Образ Гали неуловимой дымкой кружил вокруг него весь день. С самого утра, когда он только открыл глаза и осознал, что сегодня женится. Женится на женщине, которую выбрал, которую, несомненно, любил. Но любил не так.
Если Галя была смешливой спорщицей, романтичной бунтаркой, верящей в несуществующие вещи, то Нина – прилежная студентка, отличница, целеустремлённая и знающая, чего хочет от жизни. Нина подарит ему семейное счастье, детей, домашний уют, всё то, чего он, сорокапятилетний профессор истории, уже отчаялся иметь. И пусть между ними чудовищная разница в возрасте – двадцать пять лет! Пусть на кафедре хихикают за его спиной. Кто хихикает, а кто завидует, давайте уж говорить прямо.
Пётр Иванович перевернулся на спину и уставился в полоток. Оттуда на него смотрела Галя. Светлые, прозрачные глаза, облако растрёпанных волос. Его нежный упрямый рыжик. Она не сердилась, не ревновала, только легонько и чуть грустно улыбалась. Столько лет прошло, как её нет в живых, а посмотри ж, до сих пор является. Он послал ей воздушный поцелуй, чувствуя себя полным дураком, бодро вскочил с постели, умылся, сделал разминку и пошёл на кухню. Выпил обжигающе горячий цикорий с капелькой молока, стоя у окна и глядя на прохожих. Эх, холостяцкие привычки придётся оставить. Возможно, Нина будет варить ему геркулесовую кашу или жарить глазунью. И они будут завтракать, сидя друг напротив друга и обсуждая планы на день. Завтра она станет тут хозяйкой.
Через полчаса, надев отглаженный с вечера костюм, Пётр Иванович глянул в зеркало. Стрелки на брюках идеально ровные. Рубашка ослепляет белизной. Жених хоть куда. Да и волосы ещё черны и густы, как в молодости. Только вот морщинки вокруг глаз да поперёк лба выдают возраст. Но он и не хотел казаться мальчиком.
Всё в жизни складывалось, как надо. Работа, квартира, уважение коллег и студентов. Теперь вот Нина, семья.
«Всё началось, когда упала звезда. Всё закончится, когда сюда придёт та, что ещё не родилась. Она свяжет разорванные нити, и ты обретёшь покой. Но если хочешь, чтобы это случилось, откажись от своей любви».
Голос старой шаманки, похожий на треск дров в костре, прозвучал в его голове будто наяву. По коже пробежал озноб. И не стало всех этих лет. Всё смела один взмахом метлы старуха из эвенкийского чума. Запах дыма проник в ноздри, перед глазами поплыл туман. В зеркале появилось Галино лицо, на этот раз искажённое страданием и залитое слезами.
Что ты выберешь: дочь или возлюбленную? Прошлое или будущее? Правду или наваждение? В тот миг в чуме шаманки его душа перевернулась, и он превратился в другого человека. Одержимого, бессердечного, слепого. А может, он и был таким всегда? И просто-напросто стал самим собой?