Шрифт:
Какие? Почему? Нужно срочно выяснить! Это было невероятно интересно…
Я открыл глаза и уставился в потолок каморки.
Да уж. Именно поэтому у меня не так много друзей. Кому, кроме меня, может быть интересно, что какая-то капля куда-то там упала на секунду раньше?
Но мне были интересны такие вот вещи. И когда я начинал кому-то об этом рассказывать, люди обычно засыпали на второй минуте. Только Пандора могла слушать меня не просто часами — а годами.
Она, пожалуй, была моим единственным настоящим другом.
Правда, в последнее время она всё чаще пыталась уговорить меня на одну авантюру — рискнуть и попытаться стать богом.
Я улыбнулся. Богом… Зачем мне вся эта божественность с её правилами и ограничениями? Я в некотором роде и так бог. Бог-создатель. Только без глупых запретов.
А ей, наверное, просто скучно в их божественном пантеоне, и она ищет себе компанию.
И вообще, зачем Многомерной Вселенной ещё один тёмный бог?
Конечно, я себя злым не считаю. Я не самый адекватный, но и не воплощение Хаоса. И светлым богом мне точно не стать. Учитывая, каких созданий я порой выводил на свет…
Есть старая поговорка: «Бойся гнева терпеливого человека». Даже самого спокойного и тихого можно разбудить. И меня иногда будили.
А потом целые цивилизации молились всем известным им богам, чтобы я наконец успокоился.
Проснулся от странного ощущения. Будто по моему лицу кто-то ходит. Маленькими, настойчивыми шажками.
«Интересно», — мелькнула сонная мысль.
Я ведь, уходя в медитативный сон, поставил на себя лёгкий защитный контур. Настолько слабый, что даже мышь бы его не заметила. Но я-то должен был почувствовать любое пересечение границы.
Я резко открыл глаза.
И уставился прямо в задницу.
В прямом смысле этого слова. Пушистую, зелёную, наглую попугайскую задницу, которая в данный момент находилась прямо у моего носа. А её обладатель деловито топтался своими когтистыми лапками по моему лбу.
— Долго спать плохо! — раздался скрипучий голос Кеши. — Нас ждут великие дела! Хватит дрыхнуть, надо захватывать мир! Кешу, между прочим, чуть фура не сбила!
Я молча протянул руку и схватил пернатого террориста за шею, слегка её сжимая.
— А-а-а! Хули-ганы!.. Зре-ния… ли-ша-ют… — прохрипел он.
Я сел на кровати, держа наглеца на вытянутой руке. Он болтал лапками в воздухе и пытался изобразить предсмертную агонию.
— И как ты меня нашёл? — спросил я, разглядывая наглую птицу.
— Кеша не дурак! Кеша умный! — гордо заявил он.
— Это я уже понял. Вопрос в другом. Зачем ты меня нашёл?
И тут из него хлынул такой поток жалости к себе, что я чуть не выронил его от отвращения.
«Кеше стало скучно!»
«Кеша не уличный попугай. Кеша потерялся!»
«Кеша не знает, как добывать еду! Кеша хочет жрать!»
Я вздохнул, поставил его на стол и достал ему из холодильника то же, что сам ел этой ночью. А именно — ещё один отвратительный беляш.
Кеша тут же набросился на него, как будто не ел целую неделю. Через десять секунд от выпечки остались только крошки.
— Молодец, — буркнул я.
— Кеша хочет ещё! — тут же потребовал он, посмотрев на меня своими наглыми глазками-бусинками.
Я отрицательно покачал головой.
— Я не благотворительный фонд. У меня у самого еды в обрез.
— Кеша не просто так прилетел! — обиженно нахохлился он. — Кеша принёс информацию! Важную информацию!
— Какую ещё информацию? — усмехнулся я. — Расскажешь, где голуби самые жирные?
— Кеша хочет сотрудничества! Хочет что-то за информацию! Кеша хочет жрать!
Я потёр виски. И зачем я вообще с ним связался?
— Ладно, — сдался я. — Показывай.
Я прикрыл глаза и установил с ним лёгкую ментальную связь. Просто чтобы проверить, не врёт ли. И тут же отшатнулся.
Его сознание, ещё вчера бывшее хаотичным набором примитивных желаний, теперь напоминало… упорядоченную картотеку. Сложную, ветвистую, с кучей перекрёстных ссылок. Он не просто помнил — он всё анализировал.
Понятно. Моё влияние — оно не просто усилило его физически. Оно подстегнуло его умственное развитие. Поздравляю, Викториан, ты только что создал гения в теле попугая. Только вот что-то мне от этого не легче.
Его воспоминания хлынули в мой мозг.
Вот он летит над городом. Вот деловито отбирает у зазевавшегося голубя кусок булки. Вот он приземляется на карниз и по-свойски болтает с толстым котом о тяготах жизни и несправедливости мира.