Шрифт:
А я сел обратно в кресло, чувствуя, как накатывает ледяная волна усталости и бессилия.
Что-то было между ним и Серебряным. Но сейчас для меня это не имело значения.
Время уходит. Каждая минута — это чьи-то легкие, заполняющиеся кровью. Чье-то сердце, останавливающееся от гипоксии. Чей-то ребенок, умирающий на руках у родителей.
Фырк подполз ко мне по столу и ткнулся носом в руку.
— Эй, двуногий. Не падай духом. Твоя теория логична. Безумна, но логична. А безумная логика — фирменный стиль Снегирева.
— Если я ошибаюсь, Мишка умрет.
— Если ты прав, он выживет. Фифти-фифти. Нормальные шансы для лекаря.
Для лекаря — да.
Для отца, ждущего в ста километрах, — нет.
Для шестилетнего мальчика, который хочет снова увидеть папу, — нет.
Для меня, взявшего на себя эту ответственность, — нет.
Телефон на столе взорвался звонком, как граната в тишине окопа. Номер реанимации. Мое сердце ухнуло куда-то вниз.
Мишка. Что-то с Мишкой. Плохое. Очень плохое, иначе бы не звонили.
— Слушаю! — я схватил трубку до второго гудка.
— Илья Григорьевич! — голос дежурной медсестры дрожал от едва сдерживаемой паники. — Мишка! У него фибрилляция! Лекарь Кашин просит срочно вас!
Я не помню, как вскочил. Не помню, как выбежал из кабинета. Помню только, что опрокинул кого-то в коридоре — кажется, санитарку с подносом лекарств — и не остановился, даже не обернулся. Грохот разбитого стекла и звон ампул остались далеко позади.
Фибрилляция желудочков. Сердце не бьется — оно дрожит как желе в предсмертной агонии. Кровь не циркулирует. Мозг без кислорода. Четыре минуты до необратимых изменений. Шесть — до смерти мозга.
Реанимация. Дверь. Я влетел внутрь, чуть не снеся косяк.
Организованный хаос профессионалов. Кашин, бледный, но сосредоточенный, склонился над маленьким телом, делая непрямой массаж сердца. Счет вслух, четкий, как метроном: «Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать!» Медсестра ритмично вдувала воздух через мешок Амбу. Вторая уже готовила препараты в шприцах. Третья не отрывала глаз от мониторов.
А на мониторах — хаотичная пляска смерти. Вместо нормального синусового ритма — беспорядочные, уродливые волны. ЧСС 350 — но это не пульс, это агония умирающей сердечной мышцы.
— Сколько? — рявкнул я, влетая в круг.
— Две минуты десять секунд! — ответил Кашин, не прерывая компрессий. Пот струился по его лицу, капая на пол. — Началось внезапно! Без предвестников!
— Адреналин?
— Ввели! Один миллиграмм внутривенно! Эффекта нет!
— Амиодарон?
— Тоже! Сто пятьдесят миллиграммов!
— Дефибриллятор!
— Готов!
Детские электроды. Маленькие, с ладонь взрослого. Для крошечной грудной клетки шестилетнего ребенка.
Мишка был таким маленьким на этой огромной реанимационной кровати. Как кукла. Бледная восковая кукла с растрепанными рыжими волосами. Только это не кукла.
Это ребенок. Сын человека, который доверил мне самое ценное, что у него было.
— Гель! — скомандовал я.
Медсестра быстро выдавила холодную прозрачную субстанцию на электроды.
— Заряд пятьдесят джоулей! Всем отойти!
Я прижал холодные металлические пластины к маленькой груди, готовый нажать на кнопки разряда.
Для ребенка всегда начинают с малого. Детское сердце — нежное, хрупкое. Один неверный джоуль — и можно вызвать ожог миокарда, повредить больше, чем помочь.
БАМ!
Маленькое тело подпрыгнуло на кровати, как будто его ударило током… что, в общем-то, и произошло. На секунду на мониторе появилась прямая линия — асистолия. Сердце замерло. Потом — снова хаотичные, уродливые волны.
— Нет эффекта! — крикнула медсестра.
— Сто джоулей!
БАМ!
Снова подскок. Снова ничего. Пляска смерти на экране продолжалась.
— Двести!
— Илья Григорьевич, это уже много для ребенка! — крикнул Кашин.
— ДВЕСТИ, Я СКАЗАЛ!
Глава 8
БАМ!
Прямая линия. Секунда. Две. Три. Вечность.
И вдруг — острый, высокий пик. Потом еще один. Еще. Неровные, редкие, но свои. Настоящие.
— Есть ритм! — крикнул Кашин с таким облегчением, будто сам только что вынырнул из-под воды. — Синусовый! Редкий, но синусовый!
— Пульс?
— Есть! Слабый, нитевидный!
— Давление?
— Шестьдесят на тридцать пять!
Критически низкое. Почти несовместимое с жизнью. Но это лучше, чем ноль.