Шрифт:
Я зашёл внутрь, сбросил грязные кроссовки, нашёл войлочные тапки и скользнул в комнату. Было холодно и не протоплено, но сухо. Дом давно не проветривался. Сладковато пахло старым деревом и горько — угольной копотью. Я взял плед и одеяло с кровати, закутался и завалился на диван. Нужно было немного пересидеть. Свет включать не стал.
Примерно через час позвонил Кукуша. С секретного номера на секретный номер.
— Как дела, — спросил он?
— Нормально. Отсиживаюсь. У тебя как?
— Отлично, — сказал он. — Сидим тут с Ларисой, отмечаем. Пришлось немного повздорить.
— С кем это? С Ларисой?
— Нет, — усмехнулся он, — с хулиганами. Поставил наглецов на место. Ну и запомнился всем посетителям.
— Это дело хорошее.
— Ты где?
— В доме своём. Сейчас отсижусь и поеду домой.
— Понял. Тебя забрать?
— Нет, оставайся на виду. Матвеич звонил?
— Да. Я дождался его звонка, прежде чем тебя беспокоить.
— И?
— Взяли они этого беса.
— Без осложнений?
— Да вроде без.
— Хорошо. Пригласи его на завтра, пусть доложит.
— Лады, — заметно повеселев от хороших новостей, согласился Кукуша.
— Ты сказал ему, что всё, что найдёт, всё его? — спросил я.
— Сказал, но там и говорить не надо было. Это ж Матвеич, ты его знаешь. Он ещё потом будет возбухать, что мало ему положили.
— Ну там вообще-то совсем немало, дядя Слава. Вообще немало. Так что даже и не слушай его на эту тему.
— Не буду, — засмеялся дядя Слава. — Договорились.
Я отключился. Пошёл отходняк, меня начало потряхивать. Неожиданно позвонила Вера, секретарша Кашпировского.
— Какие люди! — через силу усмехнулся я.
— Ты где пропал? — сразу наехала она. — Чего на работе не появляешься?
— Тише, тише, тише! — не шумите, Вера Михайловна. — Вы же мне не звоните, а я жду, между прочим. Ни ты, ни Фёдорыч.
— Фёдорыч вообще-то в Таиланде сейчас. Отдыхает. Звонил мне только что, спрашивал про тебя.
— Ну, надо же. Прямо из Таиланда позвонил, чтобы обо мне узнать?
— Почти. Он мне там велел подготовить кое-что, чтоб ты завтра отвёз.
— И что это за «кое-что»? Бабки опять?
— Может, и бабки, — начальственным тоном заявила Вера. — Какая тебе разница? В общем завтра утром подходи.
— Утром не могу, я же в школе. После школы приду.
— Во сколько это?
— Ну, около часу, наверное.
— Нет, надо к девяти. — ответила она. — Утром дело сделаешь, а потом иди на все четыре стороны, хоть в школу, хоть не в школу.
— Какие строгости. Ладно, так и быть, приду утром.
Она отключилась. Я поднялся с дивана. Нужно было двигаться домой. Такси я вызвал не по приложению, просто позвонил и заказал не на свой, а на соседский адрес. Ну так. На всякий случай.
Гаишники всё ещё стояли у остановки и занимались тем, что грузили мою тачку, очередной жучкинский Nissan, на эвакуатор. Они глянули на нас, но на того чувака, которого они разыскивали, я совсем не походил. Таксист тоже. Интереса мы не вызвали и спокойно проехали мимо.
Я назвал адрес с другой стороны двора. На всякий, опять же, случай. Конспирация так конспирация. И мимо стройки прошёл домой. Свет у Соломки не горел, и где он находился, было неизвестно.
Придя домой, я принял горячий душ и плотно поел. Ну, да, опять пельмени, опять на скорую руку, зато много и горячо. Настя с курицей сегодня меня не поджидала. Сегодня у неё были дела в галерее, ну и как бы, я и сам не проявлялся. В общем, наелся пельменей и достал папочку с бумагами которую упёр из сейфа.
Надо сказать, улов у меня был гораздо хуже того, на что я рассчитывал бумажки оказались документами на гараж, оформленный на Катю и расположенный в центре, недалеко, кстати, от школы. С другой стороны, во дворе двадцать первого дома.
Помимо этого, имелись банковские выписки с иностранных счетов, открытых в Арабских Эмиратах, в Швейцарии и на Британских Виргинских островах. Ну-ну, география неплохая. Денег на них было не очень много, в сумме не больше ляма. Счета были открыты на имя Никитоса и получить доступ к ним возможности не было.
Никаких акций, никаких уставных документов и ничего из того, что я ожидал найти в этом сейфе, я не нашёл.
Ну что же… Значит, игра была далека от завершения. И значит, Варваре Драч придётся подождать подольше, чем две недели. Но зато я одержал определённую моральную победу.