— Ну… давай, — немного удивлённо ответила она. — А где ты сейчас?

— Я сейчас дома. Скажите мне свой адрес, и я быстренько подскочу.

Она продиктовала. Я предварительно выглянул в окно, как параноик, вышел во двор, сел в свой бэтмен-мобиль и погнал к Юле.

Через пятнадцать минут уже стоял перед дверью её подъезда и нажимал на домофоне решёточку и номер квартиры. Домофон запиликал громко, чтобы, если кто-то даже и спал, немедленно проснулся. Замок щёлкнул. Я оказался внутри подъезда старой хрущёвки. Ремонта здесь давно не было. Было не очень чисто, но в принципе терпимо.

— Проходи. Что это у тебя?

— Это? Пирожные из «Пионера». Лучшие в городе.

— Мне?

— Ну конечно, Юлия Андреевна, кому же ещё? — усмехнулся я.

По пути я заскочил в кондитерскую и купил ей несколько эффектных и красивых штуковин.

— Какой ты искуситель! Ты разве не знаешь, что женщинам нельзя дарить пирожные?

— Серьёзно? Я думал наоборот. Нужно дарить пирожные, цветы, шампанское, ну и всякое такое. С намёком на сладкое.

Она засмеялась:

— Ну, пойдём на кухню тогда, будем чай пить.

Кухонька оказалась небольшой. Всё было чистенько, аккуратненько, но ремонт уже давно просился. Гарнитур был древним, плитка древней, всё было древним. Но Юля постаралась вдохнуть в квартиру уют. Развесила сувенирные картинки, швейцарские часы с кукушкой, керамические декоративные тарелки. Стены в кухне были несколько перегружены всеми этими украшениями. Да и магнитики на холодильнике тоже добавляли ряби в глазах.

Хозяйка поставила чайник, достала чашки, вытащила из коробки пирожные на большое красивое блюдо, поставила на стол, села напротив меня.

— Юлия Андреевна, хочу задать пару вопросов.

— О как! — смеялась она. — Ты прям следователь. Ладно, давай. Чего, представляться? Дату рождения надо? Паспортные данные?

Мне показалось, что она вдруг заволновалась.

— Нет, разговор-то частный, без протокола, — подыграл я ей.

— Ну, уже хорошо.

— Хочу поговорить с вами о пятнадцатом марта тысяча девятьсот девяносто пятого года. Дне, когда вы попали в жуткую передрягу.

Она окаменела. Лицо её сделалось белым, как у мраморной Венеры. И она, не мигая, уставилась на меня.

— Вы кому-нибудь рассказывали в своей жизни об этом происшествии?

Она молча покачала головой.

— Это очень разумно. Вы говорили, что после тех событий уехали из города.

— Да, — растеряно кивнула она. — Забрала дочь и убежала. В ту же ночь рванула в Новосибирск. Всё бросила. Вообще всё. Схватила ребёнка и умчалась. Там всё с нуля начинала. Двадцать лет прожила.

— Почему решили вернуться?

— Да как-то там всё разладилось. Дочь уже стала взрослой. Нужно было где-то жить и ей, и мне. У меня здесь была вот эта квартира.

— А что с ней было все эти годы? Вы её сдавали?

— Сдавала. Попросила знакомых, они присматривали. Очень хорошие люди…

Значит, Никитос знал про хату. Сто процентов. Держал её на контроле, знал, что никуда она не денется.

— Кто тебе сказал? — Нахмурилась Салихова. — Откуда ты об этом знаешь? Как ты узнал?

— Кто мне сказал? Роза Каримовна. Она была подругой Калякина, а он был другом Бешметова.

— Ну и что? — нахмурилась Юля. — Калякин-то как мог об этом узнать?

— Ну, наверное, Бешметов не умер сразу. Успел что-то рассказать. Я не знаю.

— Но если это так, значит, мог знать кто-то ещё?

— Не думаю. Роза умела хранить секреты, а Калякин… и Калякин тоже…

— Знакомая фамилия…

— И он, и Роза уже мертвы. Никто больше не знает, Юля. Только я и Никитос. И меня это беспокоит.

— Почему? — испуганно спросила она.

— Я хочу знать, обращал ли он на тебя внимание после того, как ты снова вернулась из Новосибирска?

— Нет, — нахмурилась она.

— А когда вы встретились в школе, как это произошло?

— Обычно. Он меня даже не узнал.

— А ты не представлялась? — уточнил я.

— Нет, я просто присутствовала при его встрече с классным руководителем Матвея. Я тогда только вышла на работу, ещё была новенькая в школе. Да и… имя и фамилия у меня распространённые… Таких миллион. Стал бы он помнить, какую-то ларёчницу.

— Ну, а ты как отреагировала на его появление?

— Ну, я его не сразу даже узнала. Потом, когда сопоставила…