На мониторе — синусовая брадикардия, сорок ударов в минуту. Давление — 60/30.

Вернули. Но это временно. Резервы организма на нуле. Следующая остановка может стать последней. Без операционной он не выживет.

— Сколько до больницы?! — крикнул я водителю.

— Три минуты! Уже въезжаем в город!

— Связывайтесь с приемным покоем! Срочно! Нужна операционная! Сосудистый хирург! И кровь! Много крови!

Лемигов схватил рацию.

— База, это третья-один! База, прием! Везем критического «красного»! Мужчина, тридцать лет, ножевое ранение бедренной артерии, геморрагический шок четвертой степени! Была остановка в дороге, реанимирован! Готовьте большую операционную, минуя приемный покой! На стол нужен сосудистый хирург и четыре дозы эритроцитарной массы! Повторяю, четыре дозы! Прибытие через три минуты!

Спустя три минуты реанимобиль с визгом тормозов влетел во двор приемного покоя. Я не прекращал компрессий, продолжая раскачивать грудную клетку пациента.

Давление на мониторе балансировало на грани, пульс то появлялся слабыми, редкими толчками, то снова срывался в хаос.

Двери распахнулись. Яркий, безжалостный свет больничных фонарей ослепил после полумрака салона.

Нас уже ждали. Реанимационная бригада из больницы во главе с Уваровым — лучшим сосудистым хирургом, которого я знал. Рядом — анестезиолог, две операционные сестры, санитары с каталкой.

— Разумовский?! — Уваров увидел меня, склонившегося над пациентом. — Какого черта?! Что у нас?!

Я не прекращал качать, докладывая на ходу хриплым, сорванным голосом.

— Проникающее ранение правого бедра! Неполный разрыв бедренной артерии! Кровопотеря около двух с половиной литров! Геморрагический шок четвертой степени! Остановка кровообращения в дороге, реанимация в течение двух минут! СЛР эффективна, синусовый ритм восстановлен, но крайне нестабилен! Жгут наложен двадцать девять минут назад!

— В операционную! — скомандовал Уваров. — Немедленно! Минуя приемный!

Началась быстрая, слаженная перегрузка. Я не отпускал грудину ни на секунду, продолжая компрессии, пока Андрея перекладывали на каталку.

— Пульс есть! — крикнул анестезиолог, приложив датчик. — Ритм синусовый, сорок два в минуту! Можно прекращать!

Я отнял руки. Они горели огнем. На белой майке Андрея остались кровавые отпечатки моих ладоней.

Каталку с грохотом покатили по пандусу. Я побежал рядом.

— Уваров! Седалищный нерв тоже задет! Краевое повреждение оболочки!

— Понял! Учтем при доступе!

У самых дверей операционной меня мягко, но настойчиво остановила сестра.

— Дальше мы сами!

Каталка исчезла за распашными дверями. Я остался один в ярко освещенном коридоре.

И адреналин отпустил.

Ноги подкосились, как будто сделанные из ваты. Я медленно сполз по холодной кафельной стене на пол. Руки мелко, неконтролируемо дрожали от чудовищной усталости.

Я прекрасно отдавал себе отчет, что в таком состоянии, на грани полного физического и магического истощения, лезть в микрохирургию сосудов — чистое самоубийство.

Это была бы уже не помощь, а вред.

К тому же, сама по себе операция по ушиванию бедренной артерии для опытного сосудистого хирурга вроде Ушакова — рутина.

Самое сложное — довезти пациента до стола живым — я уже сделал. Теперь это была его битва, и я знал, что он с ней прекрасно справится.

Рубашка насквозь промокла от пота. На груди, на руках, на лице — засыхающая, липкая чужая кровь.

В конце коридора стоял Лемигов. Он молча подошел и сел на корточки рядом со мной.

— Разумовский… — тихо сказал он. — Я тридцать два года работаю на скорой. Я видел все. Но то, что ты сегодня сделал в этой машине… Прижатие аорты кулаком на полном ходу… Сердечно-легочная реанимация на ухабах… Ты не человек. Ты какая-то машина для спасения жизней.

— Я просто… делал то, что должен был, — выдохнул я.

— Должен? — Лемигов покачал головой. — Никто не должен в одиночку биться за безнадежного пациента. А ты бился. И ты победил.

Петров, молодой фельдшер, стоял в стороне, глядя на меня как на какое-то божество.

— Господин лекарь Разумовский… Это было… Я такого никогда в жизни не видел! Вы его буквально с того света вытащили!

— Мы вытащили, — поправил я его. — Это была командная работа.

— Скромничаешь! — фыркнул Лемигов. — Ладно, нам пора. Наша смена еще не закончилась. Петров! Собирай укладки!

Они пошли к выходу. Уже у дверей Лемигов обернулся.

— Разумовский! Знаешь, что я всем расскажу завтра на подстанции?