Но было уже поздно. Кукуша сорвался с цепи и мчал по мокрому полотну асфальта вперёд. Патрульная тачка за кустом мигнула маячками и взвизгнула сиреной.

Я посмотрел на карту в навигаторе. Слева текла река Катунь, справа лежали поля и леса, а дорог практически не было. Это значило, что оставшийся путь до Бийска нужно ехать по прямой, по шоссе. А это, в свою очередь, означало стопроцентный перехват и соответствующие последствия.

Кукуша сжал челюсти и не говорил ни слова. Были слышны только рев мотора, стук дождя и скрип дворников. Садиться он больше не хотел, это было ясно, но психанул зря. Зря…

— Оторвёмся, — не слишком уверенно произнёс он.

— Пушку придётся скинуть… — сказал я. — Сбавляй, сбавляй, сбавляй!

Мы влетели в Сростки на полном ходу. Я глянул назад, лейтенант ещё не появился в поле зрения, но догонять нас ему было совсем не обязательно. Достаточно патруля впереди по ходу движения. Но Кукуша, похоже, имел план.

Он резко рванул руль налево и с лихостью заправского гонщика влетел на боковую улицу. Тут уж пришлось немного сбросить и проехать чуть медленнее.

— Там, — сказал он и показал пальцем вперёд. — Музей Шукшина.

— Отлично, — хмыкнул я. — Самое время познакомиться с экспозицией.

— Потом посмотрим, — ответил он. — Если желание будет.

С сознанием дела он свернул в ещё более узкий переулок, пролетел немного и остановился перед домом с деревянными воротами, покрашенными синей краской. Он несколько раз нажал на клаксон и посмотрел на меня. Чуть кивнул, вроде как подбадривая, и отвернулся.

Вскоре приоткрылась калитка, и из неё выглянула женская голова. Женщина недоуменно посмотрела на нас. Но когда разглядела Кукушу, глаза её широко раскрылись, и она тут же нырнула обратно. Калитка захлопнулась, и тут же начали открываться ворота.

— Отсидимся малость, — кивнул Кукуша и заехал во двор дома. — Здесь нас точно искать не будут. Номера-то у нас не местные. Зато посмотришь, как Василий Макарыч жил…

Во дворе стоял рубленый дом с синими резными наличниками — такого же цвета, как и ворота. Было ещё несколько хозяйственных построек, банька, сараюшка и что-то там ещё.

— С другой стороны, — подмигнул мне Кукуша. — Дом такой же как у Шукшина. Можешь и не ходить. Всё здесь посмотришь.

Он открыл дверь и выбрался из машины.

— Ну что, Лариса, не ожидала? — воскликнул он.

Женщина лет сорока пяти, кутавшаяся от порывистого ветра и дождя в старое пальто, улыбнулась.

— Это как же Вячеслав Олегович без предупреждения-то?

— Так сюрприз, Лара. Тебя предупреди, у тебя сто причин найдётся. А так, приехал и деваться-то тебе уже некуда.

Он засмеялся.

— Да проходите, проходите, — приглашающе взмахнула она рукой. — Проходите, гости дорогие. Ой, у меня ж нет ничего.

— Да не надо ничего! — великодушно ответил Кукуша, но она продолжила волноваться.

— Да что ж ты, Славик, позвонить что ли не мог? Заранее предупредить! Ещё и с гостем.

— Это племяш мой.

— Какой племяш? — удивилась она. — Ты ж сирота круглый.

— Названный, Ларисонька, названный. Сережкой величают.

Мы прошли в сени, сняли обувь, получили фетровые на толстой подошве тапки и двинулись дальше. Ну, конечно, здесь внутри дома было, думаю, не так, как в музее Василия Макарыча. Изба оказалась достаточно современной, со всеми достижениями цивилизации, начиная от плоского телевизора и заканчивая ватерклозетом и душевой. На полу лежали линолеум и ковёр, а стены были оклеены современными обоями.

— Ну что, Лариса, — пряча смущение под напором, спросил Кукуша, — скучала?

— Скучала, — скромно ответила она, а потом качнула головой, рассыпая копну тяжёлых пшеничных волос — Только бы мог приехать, а меня б дома не было. И что тогда?

— И где ж ты была бы?

— Как где? — всплеснула она руками. — На работе.

— Значит, пришлось бы на работу за тобой идти. А чего ж ты дома-то?

— Так я в воскресенье работала, сегодня вот отдыхаю.

— Ну, давай хоть обнимемся, что ли, — улыбнулся Кукуша и прижал Ларису к себе.

Прижал крепко, поцеловал в ухо, а она покраснела и легонько похлопала его по плечу.

— Неудобно, — прошептала она и выскользнула из Кукушиных объятий.

Она была крепкой, жилистой и сильной. Выглядела моложаво и казалась очень доброй и милой. На щеках заиграл стыдливый румянец, а большие глаза блеснули синевой. Лариса пригладила рукой растрепавшиеся волосы, а потом оправила толстовку, разгладив её ладонями. На ней были такие же тапки, как у нас и спортивные штаны.

Она забегала, начала собирать на стол в гостиной. Убегала на кухню и возвращалась с тарелками.