Тишина комнаты обрушивается на меня, но она не приносит облегчения. Вместо этого приходит осознание, острое как лезвие: возможно, у меня осталось очень, очень мало времени. Цифра звенит в ушах, как набат: «три часа». Именно это сказал целитель на вопрос Элая о времени готовности результатов.

Я заставляю себя глубоко вдохнуть. Конечно, я хочу верить, что у меня все получилось, несмотря на почти критическую задержку. Но верю ли? Часть меня цепляется за слабую надежду, что я успела, что чужая кровь в моих венах еще даст нужный результат. Но моя прежняя, не самая простая жизнь давно отучила меня питаться иллюзиями. Она вбила железное правило: всегда ориентироваться на худший сценарий. Исходя из худшей вероятности, через три часа моя ложь будет разоблачена. Три часа – это все, что у меня есть до краха.

Страх – липкий и холодный пытается сковать меня, пригвоздить к кровати. Я сжимаю кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Нет. Сидеть и ждать конца не вариант. Если уж падать, то сражаясь.

Я встаю. Ноги немного дрожат, но держат. Начинаю двигаться по комнате, которая никогда по-настоящему моей не была. Методично, как заправский сыщик, которого вот-вот поймают, изучаю каждую мелочь. Мой взгляд скользит по поверхностям: аккуратный письменный стол с учебниками, расставленные по росту книги на полке, мягкие игрушки на кресле. Все чисто, все на своих местах. Ни следа борьбы, ничего необычного, что кричало бы: «Здесь что-то случилось!». Ни пылинки, которая лежала бы не так. Я знаю, что уже обыскивала это место после своего прибытия. Тщательно. Но отчаяние – плохой советчик. И я снова изучаю то, что меня окружает. Знаю, тут нет ничего, что укажет на злоумышленника. Но вдруг тринадцатилетняя девочка, когда-то жившая в этой комнате, что-то упустила? Что-то крошечное, незначительное, но способное стать ключом?

Я открываю ящики стола снова. Перебираю тетради, блокноты, листочки. В них только уроки, детские рисунки, заметки о встречах с подругами. Заглядываю под кровать – пыль. Отодвигаю плакат на стене – гладкие обои. Провожу пальцами по задней стенке шкафа – ничего. Каждый пустой угол, каждая банальная находка (засохший фломастер, потерянная сережка) – это гвоздь в крышку гроба моих надежд. Комната молчит. Она хранит секрет настоящей Зои так же надежно, как и раньше. А время безжалостно тикает. Сдавшись, я присаживаюсь на диван и берусь за дневник, который знаю наизусть. Зои действительно жила беспечной жизнью богатой наследницы. Она никого не боялась и не думала, что произойдёт трагедия.

Ближе к обеду в доме снова появляется суета – приезжает еще один целитель. На этот раз мужчина постарше, с седыми висками и внимательным взглядом. Он проводит осмотр быстро, но тщательно: проверяет реакцию зрачков, просит проследить за пальцем, осторожно ощупывает шишку на голове, которая уже заметно спала. Его пальцы прохладные и сухие. Завершает осмотр пасами. Голубоватая магия окутывает дымкой и слегка потрескивает у висков.

– Сотрясение легкой степени, – констатирует он, убирая приборы в саквояж. – Состояние в норме. Постельный режим можно отменить, но избегайте перенапряжения, яркого света и громких звуков сегодня. И обязательно отдых.

Облегчение – сладкое и мимолетное. Хотя бы это. Главное, у меня теперь есть свобода передвижения.

Как только дверь за целителем закрывается, я сразу же начинаю действовать. Заручившись его разрешением, иду к шкафу. Выбираю что-то неброское, но подходящее для образа выздоравливающей Зои. Под руку попадается светлое льняное платье с длинными рукавами и высокой талией. Ткань мягкая и легкая, дышащая. Переодеваюсь быстро. Ловлю свое отражение в зеркале: бледное лицо, слишком большие глаза. Выгляжу как призрак. Но двигаться могу. Это главное.

Цель ясна: изучить дом. Я должна здесь ориентироваться. Спускаюсь по широкой лестнице, держась за перила. Ноги все еще немного ватные, но держат. Прохожу мимо столовой, откуда доносятся тихие голоса слуг и запах еды. Мимо кабинета деда, дверь в который плотно закрыта. Иду в сторону гостиной, самой большой и, как правило, безлюдной в это время дня.

Но сегодня она не пуста. На массивном кожаном кресле у камина развалился Джоник. Он полулежит, одна нога перекинута через подлокотник, в руках новейший магфон. Экран ярко светится в полумраке комнаты, отражаясь в его глазах. Парень что-то лениво листает, полностью погруженный в себя.

Я делаю шаг внутрь, и звук каблуков по паркету заставляет его поднять голову. Взгляд Джоника скользит по мне, от макушки до туфель, медленно, оценивающе.

– О, Зои! – восклицает он, и в его голосе фальшивые нотки радости, как будто он действительно счастлив меня видеть. Он неспешно поднимается, откладывая магфон на столик. – Выбралась из заточения? – Парень делает пару шагов мне навстречу, улыбка широкая, но в глазах лед, как и у всех в этой семье.

От Джоника у меня всегда остается неприятное, липкое впечатление, будто после прикосновения к чему-то жирному. В любой другой ситуации я бы вежливо улыбнулась и сразу же ушла, сославшись на усталость или дела. Но не сейчас. Сейчас каждая минута на счету, а информация – мой единственный шанс. Мне нужно общаться. Со всеми. Даже с ним. Особенно с теми, кто вызывает подозрения. Только так, задавая вопросы, наблюдая за реакцией, слушая сплетни, я могу хоть что-то понять. Найти хоть какую-то зацепку, говорящую о том, что случилось с настоящей Зои. Кто мог быть виновником этой трагедии. Я заставляю себя улыбнуться в ответ, пряча отвращение глубоко внутрь.

– Да, наконец-то, – отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал легко. – Надоело смотреть на стены. А ты? Почему ты один?

Тиканье старинных часов на камине кажется громче обычного. Я выдерживаю скользкий взгляд Джоника, не отводя глаз.

– Тоже считаешь, что я самозванка? – спрашиваю я прямо, неожиданно даже для себя. Пока говорю, медленно обхожу его по дуге, стараясь не подходить слишком близко. Чувствую пыльный запах старой кожи кресла, когда опускаюсь на его жесткий подлокотник напротив парня. Поза неудобная, но позволяет держать дистанцию.