Мое терпение заканчивается вместе с завтраком. Откладываю приборы с легким звоном.

– Спасибо, это было восхитительно, – говорю я слишком жизнерадостным тоном и поднимаюсь. – Прошу прощения, покину ваше, безусловно, приятное общество.

Выхожу из столовой. Воздух в коридоре кажется свежее, но, возможно, это просто иллюзия.

Я делаю пару шагов и тут слышу за спиной торопливый, легкий стук каблуков по паркету. Роуз. Она следует за мной, как тень, но заговорить решается, только когда мы сворачиваем за угол, в более пустой коридор, на расстоянии от столовой. Достаточно, чтобы нас не услышали.

– Считаешь, что если появилась спустя пять лет, то сразу получишь в этой семье все? – выпаливает она с места в карьер. Голос дрожит от сдерживаемой злости.

Я разворачиваюсь к ней медленно и вопросительно вскидываю одну бровь.

– А ты считаешь, что нет? Ведь сила рода изначально должна была перейти мне, – переспрашиваю я нарочито спокойно. Мои руки свободно опущены вдоль тела, поза расслаблена. Контраст с ее напряженной фигурой разительный.

– Я все последние годы пыталась стать идеальной! – почти шипит она, делая шаг вперед. – Я проводила с дедом каждую свободную минуту вместо того, чтобы развлекаться по клубам или встречаться с парнями! Я училась, старалась, а ты… ты просто появилась из ниоткуда! И все теперь должно быть твоим?

Я смотрю на ее разгоряченное лицо, на сжатые кулачки. И улыбаюсь холодно и зло.

– Как было бы хорошо, – говорю тихо, глядя ей прямо в глаза, – если бы я пропала окончательно. Не правда ли, Роуз?

Эффект мгновенный. Роуз резко бледнеет, губы чуть приоткрываются, но слов не находится. Ничего. Только испуг, мелькнувший в глазах, и полное замешательство.

Я выдерживаю паузу, давая возможность переварить сказанное. Потом просто поворачиваюсь к ней спиной, не дожидаясь ответа, которого все равно не будет, и направляюсь по коридору к своей комнате, чувствуя растерянный взгляд у себя в спине.

Не успеваю даже толком перевести дух в тишине своей комнаты, не то что обдумать разговор с Роуз. Только прислоняюсь спиной к прохладной древесине двери, пытаясь унять легкую дрожь в руках, как раздается тихий стук.

– Зои? Можно? – Голос матери звучит неуверенно, почти робко, из-за двери.

Вздыхаю. Что теперь?

– Заходи.

Мать появляется в дверях. Она уже одета для выхода – аккуратное платье, жемчуг, легкий макияж. Улыбается, но в глазах все та же тревожная тень, что была за завтраком.

– Дорогая, не забудь, сегодня по плану у нас выезд по магазинам, – напоминает она, стараясь говорить бодро. – Тебе срочно нужно собрать полноценный гардероб. Конечно, – она машет рукой, словно отмахиваясь от очевидного, – можно было бы просто заказать доставку всего необходимого. Но я подумала… базовые вещи, повседневное, платья – их лучше подобрать лично, вживую, прогуливаясь по магазинам. Увидеть, как сидит, почувствовать ткань… – Она делает паузу, ее взгляд становится мягче, натянуто-искренним. – К тому же… это отличная возможность нам пообщаться, милая. Нам же надо наверстать упущенные пять лет. Восполнить потерянное время.

Она произносит это с такой надеждой, что у меня внутри что-то сжимается. Наверстать не получится. Прошлое всегда остается в прошлом. Его не изменить. И почему она вдруг решила, что священный ритуал примерки шмоток – идеальный способ восстановить эту связь? Это так… поверхностно. Так ложно. Как будто достаточно нарядить куклу в красивые тряпки, и все будет как раньше. Я смотрю на ее лицо и чувствую лишь тяжелую усталость и раздражение, смешанное с какой-то нелепой жалостью. Возможно, для нее это единственный способ продемонстрировать любовь.

– Хорошо, мама, – говорю я ровным тоном, не позволяя ни одной из этих эмоций просочиться наружу. – Сейчас переоденусь.

Она улыбается, явно довольная моим согласием, и выходит, тихо прикрыв за собой дверь.

Мы встречаемся перед парадным входом ровно через полчаса. Мать уже ждет. Солнце слепит, отражаясь от безупречно отполированного корпуса магмобиля, который мягко подкатывает к парадному входу. Длинный, черный, с тонированными стеклами, он выглядит как бронированный лаковый гроб на колесах. Символ статуса и контроля. Шофер в белых перчатках молча открывает дверь.

Садясь на заднее сиденье, я сразу вдыхаю резковатую смесь абсолютно новой кожи и дорогого, но ненавязчивого ароматизатора с нотками цитруса и амбры. Искусственная свежесть. Кожаный салон. Все безупречно чисто, стерильно.

Мать устраивается рядом, ее поза грациозна и привычна.

– Поехали, – приказывает родительница шоферу, и магиобиль бесшумно трогается с места, приподнимаясь над асфальтом.

Горскейр проплывает за тонированными стеклами, как череда размытых декораций. Мы минуем знакомые районы – сначала чопорные кварталы с особняками, похожими на музеи, за высокими заборами и воротами с камерами. Потом они сменяются более оживленными улицами, где уже есть люди, магазинчики попроще, кафе.