– У меня тоже была… – Элай произносит это так тихо, что слова почти тонут в гуле толпы и остаточном шипении угасающих иллюзий на сцене. Парень не смотрит на меня, его взгляд застыл где-то в пространстве между нашей кабинкой и софитами, освещающими сцену. В голосе Элая звучит тяжесть, которую я знаю слишком хорошо.

Но я жажду этого диалога. Жду с того самого момента, как парень упомянул семью. Поэтому реагирую сразу.

– Что с ней произошло? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Элай медленно поворачивает голову. Его глаза, обычно такие насмешливые, теперь темные и непроницаемые. В них нет ответа, только новый вопрос, брошенный мне как щит:

– А с твоей? – парирует он. Тон ровный, но в нем чувствуется сталь.

Воздух кажется густым и неудобным. Я чувствую, как по спине пробегают мурашки, а настроение резко опускается. – Ничего хорошего… – мрачно отзываюсь. Горло сжимает спазм. Воспоминания, как острые осколки ранят. Впрочем, как всегда.

– Вот и с моей. – Элай делает паузу, будто проверяя вес этих слов. – Но правда, это… – он ищет подходящее выражение, машет рукой, – …не тема для разговора на первом свидании. – В его голосе снова появляется натянутая попытка легкости, но она звучит фальшиво. – Пошли лучше танцевать.

Парень решительно протягивает мне руку. Ладонь открыта, это жест, как попытка примирения. Но, наверное, не со мной, а со своими демонами.

Я на мгновение замираю. Мой взгляд скользит вниз, на его руку, потом обратно на нашу маленькую кабинку. Здесь, высоко над шумящим залом, в полумраке, с мерцающими огоньками подсветки, она вдруг кажется островком спокойствия.

Но парень стоит, ждет. Его рука все еще протянута. В его глазах – вызов и какая-то уязвимость, которую он пытается спрятать. Я вижу и то и другое.

Делаю глубокий вдох, отпуская напряжение в плечах, и протягиваю ладонь.

Его пальцы обхватывают мои – крепко, тепло. И в тот же миг наша кабинка, послушная какому-то невидимому сигналу, начинает плавно, почти бесшумно опускаться, к свету, музыке и толпе танцпола. Островок исчезает, уступая место шуму мира.

Внизу на танцполе царит настоящий хаос – бурлящий муравейник из тел. Народу здесь в несколько раз больше, чем в наших уединённых кабинках наверху. Сотни тел сливаются в единое колышущееся море под разноцветными лучами прожекторов, которые словно танцуют в воздухе. Воздух пропитан густой смесью ароматов духов, пота и электрического напряжения. Грохочущий бит музыки резонирует прямо в груди, заставляя вибрировать пол под ногами, а сердце биться в унисон с ритмом.

Внезапно свет на сцене вспыхивает ярче, фокусируясь на одной точке. На неё выходит златоволосая девушка в струящемся платье, переливающемся, словно крылья стрекозы в лучах заката. Она не просто красива – она буквально излучает свет. Тонкие нити чистого сияния обвивают её руки, вплетаются в волосы, мерцая холодным голубоватым светом. Когда девушка подносит микрофон к губам, зал замирает на едином вдохе. Первая нота – чистая, высокая, ледяная разрезает шум, словно стекло. Девушка не просто поёт, она творит звук, сплетает его из воздуха. Слова на незнакомом языке обволакивают зал, а вокруг певицы начинают материализоваться хрустальные снежинки, кружащиеся в такт мелодии. Свет, касаясь их, преломляется, рассыпая по сцене и первым рядам радужные блики. Магия здесь не просто фон – она становится частью её голоса, холодной и завораживающей.

Элай не произносит ни слова. Он мягко, но настойчиво тянет меня ближе. Рука находит мою талию и осторожно приобнимает, будто спрашивая разрешения. Я не сопротивляюсь. Вместо того чтобы отстраниться, моя свободная рука осторожно ложится ему на плечо, чувствуя под тонкой тканью рубашки напряжение мышц. Наши тела находят идеальную дистанцию – не вплотную, но и не слишком далеко друг от друга. Достаточно, чтобы чувствовать тепло и движение, чтобы ощущать биение сердец.

Мы начинаем двигаться. Сначала неуверенно, подстраиваясь друг под друга. Музыка ритмичная, горячая, контрастирующая с ледяной магией на сцене. Элай ведёт, его шаги увереннее моих. Он чувствует ритм, его тело двигается легко, с какой-то врождённой пластикой. Я следую за ним, стараясь попасть в такт, сосредоточившись на точке, где его ладонь касается моей спины, на тепле его руки в моей.

Постепенно скованность уходит. Мы находим общий ритм. Парень чуть притягивает меня ближе на повороте, ладонь на талии лежит уверенно. Моя рука скользит чуть выше по его плечу, к основанию шеи, чувствуя биение пульса под кожей. Быстрое. Как у меня. Встречаю потемневший взгляд. В его глазах уже нет той тяжёлой тени, что была во время нашего разговора. Сейчас там – искорка, отблеск сцены, а может, что-то ещё. Лёгкая улыбка трогает уголки его губ.

Мы не говорим. Слова тонут в музыке и криках толпы. Но в этом движении, в синхронности наших шагов, в том, как он чуть наклоняет голову, слушая не только музыку, но и меня, в том, как я доверяю его ведению – рождается что-то новое. Лёгкое покалывание где-то под грудью, тепло, разливающееся от точек соприкосновения. Это не страсть, не всепоглощающее чувство. Пока – лишь намёк, робкое любопытство и странное ощущение… правильности. И это пугает. Элай совсем не тот, с кем я хочу чувствовать себя свободно.

– А я ведь даже не знаю, как тебя зовут… – в один момент обескураженно замечает парень.

– Китти, зови меня Китти.

– Кошечка? – хмыкает он. Ну что… тебе подходит.

Остаток вечера проходит так, будто мы с Элаем действительно просто встретились в этом модном клубе. Он постоянно заказывает для меня необычные коктейли. Первый напиток немного пощипывает язык и светится крошечными голубыми искрами, которые гаснут, как только касаются губ. Второй коктейль – густой с бархатным вкусом, его цвет меняется прямо в бокале: от тёмно-синего до янтарного. Я пью маленькими глотками, ощущая лёгкое покалывание в пальцах.